был в том, что пораженные португальским могуществом аборигены разнесут весть о белых людях по всему побережью и это в значительной мере сделает местные племена более миролюбивыми, а также облегчит пополнение припасов. Однако не все здесь выходило у Диаша, как он рассчитывал. Так, одну из негритянок начальник экспедиции велел высадить в так называемой гавани Островов, которую современные исследователи отождествляют с заливом Ангра-Пекена. Там же Бартоломеу Диаш распорядился выгрузить на берег и водрузить на мысу один из трех прихваченных в Португалии каменных столбов-пранов, предназначенных для свидетельства конкурентам, что те безнадежно опоздали, данные земли уже открыты и по праву принадлежат португальской короне. Вторую из негритянок высадили еще дальше к югу на берегу небольшой бухточки, названной Ангре-даш-Волташ. И все… Больше ни об одной из этих женщин никто никогда ничего не слышал. Что с ними стало, неизвестно и доныне. К тому же никакого улучшения в отношении к себе и своим спутникам Диаш так и не ощутил. Третью, последнюю из невольниц, мореплаватель оставил при себе на борту флагманского «Сан-Криштована».
– Пусть уж лучше эта дикарка помогает на камбузе, чем просто так выбрасывать ее за борт! – здраво рассудил Диаш. – Все равно толку от наших дам на берегу никакого!
– Вы правильно рассудили, зачем нам лишние рты! – согласно закивал головой капитан «Сан-Криштована».
Капитан флагманского судна был неплохим моряком, к тому же имел весьма выразительную внешность: красное мясистое лицо и огромный живот, за что и имел на португальском флоте вполне заслуженную кличку – Лейтон, то есть Молочный Поросенок.
Следуя далее на юг, вдоль побережья, Диаш зашел еще в одну из бухт, названную им весьма длинно и витиевато – Ангра-душ-Ильоишди-Санта-Круж. Там высадившиеся моряки поймали еще двух местных женщин, которые собирали ракушки в воде. Перепуганных негритянок Бартоломеу Диаш велел ласково принять и лично одарил бусами и зеркалами, а затем отпустил вместе с последней из португальских невольниц.
– Прощайте, чернокожие сеньориты! – кричали им вслед развеселившиеся матросы. – Ждите нас на обратном пути! Мы не вправе делать кого-либо несчастными лишь потому, что Господь избрал именно нас открыть эти земли для христианского мира!
– Жестокосердию не может быть места в наших сердцах! – заявил Диаш своим спутникам.
Как не похож Диаш на подавляющее большинство иных мореходов своей эпохи, когда убийство туземцев считалась не преступлением, а добродетелью и доблестью. Добродушие еще обернется мореплавателю множеством неприятностей впоследствии, но пока каравеллы по-прежнему плывут все дальше и дальше на юг, а самого Диаша заботят совсем иные проблемы.
Позднейшие отчеты об экспедиции говорят о том, что Диаш пересек тропик и далее медленно поплыл к югу, изучая и зарисовывая пустынные берега, часто окутанные туманом. Возможно, именно из-за этого тумана он так и не