так, будто в него в упор выстрелили мелкой дробью. И если шрамы на коже в конце концов зажили, нервную систему проклятый гексоген расшатал навсегда.
Из больницы Звоницкий вышел, тяжело опираясь на палку, в специальных затемненных очках – глаза не выносили яркого света. Он страдал бессонницей, приступы панических атак были пугающе регулярными – внезапно Глеб покрывался холодным потом, сердце начинало неровно стучать, бухало, все ускоряя бег крови, в висках стучало, голова кружилась, и возникало полное ощущение, что сердце сейчас остановится. Конечно, Звоницкий знал, что это просто причуды травмированного организма, что на самом деле его жизни ничто не угрожает… Но справиться с атаками силой воли было невозможно, а сидеть на лекарствах он не хотел: хватит, спасибо, и так за время лечения посадил себе печень.
Его с почетом проводили на пенсию. Коллеги скинулись и подарили уважаемому Глебу Аркадьевичу элегантную трость вместо больничной палки. С этой штукой Звоницкому предстояло «шагать по жизни» до конца своих дней. Он, конечно, вежливо поблагодарил коллег, но трость возненавидел с первого взгляда и навсегда. Ему было сорок пять. Перед злосчастным происшествием Звоницкий находился на взлете карьерного роста и не собирался останавливаться на достигнутом. Теперь на всех его планах можно было поставить жирный крест.
С личной жизнью тоже складывалось не очень. С женой Глеб развелся за год до теракта и ничуть об этом не жалел. Людмила – далеко не Флоренс Найтингейл, знаменитая медицинская сестра. Она не собиралась сидеть у постели больного, а уж муж-инвалид, пенсионер по состоянию здоровья ей был и вовсе ни к чему – не укладывался в ее персональный «жизненный план».
Этот самый «жизненный план», где все было рассчитано, все предусмотрено – от важного вплоть до самых незначительных мелочей, – Людмила предъявила Глебу еще на втором свидании.
Юный Звоницкий был тогда потрясен: во времена «позднего совка» никто из родных и знакомых ничего не планировал, исключая выезд всей семьей на дачу на посадку картошки. А эта девушка с точеным профилем и прической «пони-тэйл», в просторечии «конский хвост», уже точно знала, что диссертацию она защитит к тридцати, а ребенка родит в тридцать два. На сорок лет планировалось, кажется, первое протезирование зубов…
Подобная целеустремленность была редкостью в те сонные, «беззубые» времена. Собственно, во многом юный Звоницкий влюбился в свою будущую жену именно из-за этого «плана». Сам он был порядочным раздолбаем, и если бы его тогда спросили, чего он хочет от жизни, честно бы ответил, что не имеет ни малейшего понятия. Глеб успел закончить два курса ветеринарной академии, писал стихи в толстую тетрадку, бренчал на гитаре и увлекался бардовской песней.
Целеустремленная первокурсница химического факультета поразила его неискушенное сердце. И вскоре юная пара уже стояла перед теткой в голубом кримплене, сотрудницей районного ЗАГСа, обещая строить образцовую советскую семью