человека, возможно этими беззащитностью и доступностью, и возбуждаясь.
Дай им волю, и они не оставили бы от девушки и перышка, пусть и понимающей, что ее профессия подразумевает подобные риски, но всегда, как и любой из нас, верящий, что минует меня чаша сея…
Грязь под ней, перемешанная с кровью и мочой, местами образовала темно-коричневую коросту, на которую садились, по нескольку сразу, мухи, измазала часть ее обнаженного тела, что создавало впечатление разлагающей биологической массы. Слез не осталось, как и сил – похоже женщина и не чаяла о другой участи, кроме пыток и мучительной насильственной, в прямом и в переносном смысле, смерти. Пытаясь приподнять голову, чтобы посмотреть последний раз на небо и возможно прочитать молитву, да-да, порой Господь попускает страшные испытания, в которых и возникает то покаяние, считаемое в православии идеальным, после чего нет ни страха, ни боли, а только тепло и благодать…
Подымая голову с заплывшими от синяков глазами, она наконец увидела меня, между нами было не больше 20 метров, комок подкатился к ее горлу и выплеснулся новыми рыданиями, воспринятыми мною, как понимание ей близости нашей обоюдной смерти. Я не ошибся в ее чувствах, с той лишь разницей, что сожалела она о жизни чужого человека, а не о жизни любимого ею мужа…
…Белый «Форд Таурус Шоу», сделанный по спецзаказу, резко затормозив, выбил из под колес серо-коричневое облако, заполонившее пол ангара. Из машины выскочил Гриня, держа в правой руке ТТ. Он без прелюдий направил «валыну» в сторону «Усатого» и выпустил всю обойму, остальные три человека бывшие с ним накинулись с битами на пятерых «лианозовских» и лупили их по чем зря. Облегчению не было предела, девушка смеялась и выла истерикой.
Юрок подпрыгивая, хлопал себя по всему телу визжа и извиваясь, хотя не одна пуля его не продырявила. Вошь попала под хвост, он бросился в ноги здоровяку и заорал, что сделает все, что тот просит только пусть объяснит в чем его вина. На этом я успешно потерял в очередной раз сознание, а очнулся уже в машине, по пути в ЦИТО, где работала мать одного из Гришиных близких, этот же парень и был за рулем. Заметив, что я пришел в себя, он тихо сказал:
– Да, перепало тебе, Гриня всех их убил бы, но сейчас не может – «Иванычу» нужны. Просил передать, что позже обязательно разберется. Да, жена твоя…, в общем, все нормально, ничего не успели они с ней сделать, но руки вывихнули, в паху что то надорвали и сильно побили… ууублюдки. Лех… ты это, валить их когда будешь…, мне скажи – ненавижу… – бл…ва!.. – Я отвернулся и смотрел невидящим взглядом на пролетающие улицы, глаза и щеки чувствовали дорожки влажного соленого тепла. В душе было пусто, но постепенно ЭТОТ ВАКУУМ втягивал обиду и заполнялся злобой, от всплывающих картин пережитого «супругой», и от своей, тогда на дыбе, беспомощности.
Я не знал как она сейчас, но хотел быть рядом. Ее увезли раньше, думая, что она Ия, но… если бы поняли… – если бы от испуга «Усатый» не забыл сказать, что это проститутка – ее бы убили!
Дима