превратились в запах дыма и подпаленного мяса…, что приправлялось ожесточенным грузом своей вины и своей глупости, приведшей к тому, во что сейчас поверить я не мог…, чего не хотел, к тому, что еще пятнадцать минут назад, даже представить было не возможно! Разум судорожно искал выход и не в состоянии сделать этого, не смог принять действительности.
Небо и горизонт сознания заволокли тучи провала сознания, я окаменел, остывая вместе с хладеющим телом супруги. Меня оттаскивали, кто-то пытался уговорить, кто-то призывал принять меры к успокоению, но никто не помогал. Ни мог помочь, просто потому, что это было не возможно! Только я не видел, бесполезности чего угодно в отношении Ии. Сына, же уже загружали в скорую и увезли с моей матерью, единственной не так убитой горем и возможно лучше всех соображавшей. Мама одна, кто не чувствовал на себе никакой вины и не потерявшая никого из близких ее сердцу, настолько, насколько это было у нас.
Все наше умение, весь наш опыт, все наши силы оказались ничем перед лицом нескольких посредственных, ничего из себя не представляющих, человек, неожиданности и стечения обстоятельств.
Прошло еще более десяти минут, никто из нас троих, живых, сидевших на траве, обмазанных, как дегтем дымом, кровью и позором, и «осыпанные» поверх несчастьем, как гусиным пухом, словно изгои в стародавние времена. Двое из нас: я и Ильич, держали тела своих жен, прижимая их головы к своей груди… Не было ничего вокруг, что ощущалось бы нами, казалось мозг встряхнул все свои нейроны одновременно, создавая своему хозяину впечатление какой-то невесомости, какого-то места между двумя мирами – явью и навью. Будто Господь дал возможность побывать со взлетающими душами наших «девочек», но всему, что имеет начало, есть и конец.
Через пелену своих, помутневших от слез и несчастья, глаз я наконец разглядел кого-то сидящего на корточках и задающего в пустоту один и тот же вопрос:
– Кто бы это мог быть? Какая неприятность…, кто же все таки…, кто?… – И уже обращаясь ко мне:
– А? Ну кто?… – Кого я мог винить, кроме себя, к тому же в таком состоянии:
– Я только, я, я, яяяяяяяяя!.. – Если бы я был в полном сознании, а не в эйфории, его реакция меня поначалу бы удивила, а после и разозлила, но…:
– А поподробнее. Каким же это образом?… – Он достал и развернул удостоверение, помахал у моего лица – явное отсутствие реакции его не остановило. Далее этот «добрый человек» задавал вопросы требующие в его интересах всего лишь кратенького ответа «да», я же бормотал не в впопад…, просто что-то произносил, уже не видя и не слыша его:
– Да, да, именно я! Я, я…, как я мог…, все мог изменить…, остановить…, почему я не убил…, почему не согласился…, простите меня…, я убийца…, я убил…, и ее, и… Ванечкаааа… – Облегчая состояние, а за одно и приводя в себя, слезы вновь хлынули градом, кто-то помог поднять тела и загрузить в машину морга, посадив нас троих на какие-то места в этом же автомобиле…
…Весь путь я держал ее за руку, мыслей не было,