Все его естество противилось этому, но он не мог ничего с собой поделать – словно загипнотизированный, он протянул дрожащую руку с узловатыми пальцами и осторожно взял Ее в руки. В ту же секунду с ним произошла кардинальная перемена – по всему телу пошло волнующее тепло, сухость в горле куда-то исчезла, улетучился и непереносимый звон в ушах. Он с удивлением смотрел на невзрачный предмет, недоумевая, что же его могло так напугать. Одновременно с этим возобновились все знакомые ему звуки – лес как будто ожил, стряхнув с себя дремоту, и воздух наполнился переливчатым пением птиц, шелестом листвы, ручей успокаивающе журчал, и все было замечательно.
Он повертел предмет в руках, поскреб затылок и вышел на берег. Сердце уже не стучало как попавшийся в капкан зверек, в душе царило спокойствие и умиротворение.
К тому времени, когда он подходил к дому, начался дождь. Инги дома не оказалось, но он не очень удивился – она часто уходила в лес и подолгу бродила в одиночестве.
Предмет, который он держал в руке, был небрежно швырнут в угол. Если бы перед ним было зеркало, то он увидел бы, что в его волосах, не знающих расчески, добавилось седых прядей.
Инга ушла из дома сразу в тот момент, как ее отец наткнулся на странный предмет в ручье. Она ощутила легкий, но болезненный укольчик где-то под сердцем, и шумно выдохнула. Давно забытое ощущение, о котором остались далекие, покрытые пылью обрывочные воспоминания, в большинстве своем не совсем приятные (некоторые не просто неприятные, а кошмарные), и девушка вздрогнула. Разум отказывался принимать, что то, что БЫЛО, еще живет в ее памяти, но от этого никуда не деться. Память о происшедшем была равносильна старой, подслеповатой рептилии, которая сонно заворочалась где-то глубоко внутри, обнажая стершиеся, но все еще острые зубы. Этот укол разбудил дремлющую тварь, и девушка опрометью выскочила наружу.
Ее не смутили ни надвигающиеся тучи, ни приближающийся вечер, она просто бежала, почти летела, едва касаясь земли своими загорелыми маленькими ступнями. Слезы скапливались в уголках глаз, оставляя блестящие дорожки на висках. Она бежала, даже не зная толком, куда направляется. И это пугало ее. Пугало, потому что она чувствовала, что тело не очень-то и повинуется командам ее мозга.
Кто-то управлял ею.
Через двадцать минут она шла обратно, за ней брели четверо заблудившихся мальчишек, испуганных и продрогших. Инга шла прямо, привыкшие ко всему ноги равнодушно ступали по острым камням и обломкам веток, она шла, чувствуя, что они послушно идут за нею, негромко переговариваясь. Она была нема, но слух у нее был превосходный. Вон тот, крепкий и невысокий с выпирающим животом, предположил, что она беженка из Абхазии. Ему возразил юноша с поврежденной ногой, сказав, что у нее европейский разрез глаз. Она горько усмехнулась про себя. Грузия, Абхазия… какая разница?
Она шла и раздумывала о чувстве, какое испытала, увидев этих молодых людей. Она не помнила, когда в последний раз видела кого-то, кроме своего отца. Зато в памяти крепко отпечаталось, как у нее заколотилось