убитое. И принадлежащее только ему.
И вдруг его бег прекратился. Он остановился, и другие волки обступили его – незнакомая стая, чужаки, готовые на него наброситься. В лунном свете сверкали их клыки, слышалось их злобное рычание. Стая смыкалась вокруг него, настороженно, но целеустремленно, и Торгрим попятился. Для боя ему понадобятся зубы, но он не хотел выпускать зажатую в пасти добычу. Он попытался издать звук, но не смог.
А затем они бросились на него. Торгрим чувствовал жаркое дыхание, видел спутанную шерсть, острые клыки и то, как приближаются к нему оскаленные злобные пасти. Он встряхнулся, вскинулся, начал драться, все так же отказываясь выпускать из пасти свою проклятую ношу.
И вдруг Торгрим проснулся – рывком, словно перешагнул порог. Секунду назад он дрался с волчьей стаей – и вот уже лежит в своих мехах на корме драккара. Ночь выдалась холодной, дождь сменился легкой моросью, а Торгрим был весь в поту. Воздух вырывался изо рта резкими горячими выдохами, как после долгого бега.
Некоторое время он просто лежал, широко раскрыв глаза и не двигаясь. Волчьи сны делали его усталым и слабым, словно он только что перенес тяжелую болезнь. Сквозь тьму и туман он едва различал мачту над головой и висящие мягкие полукружья снасти. Вчера с наступлением ночи они завели драккар в небольшую бухту, вытащили нос на галечный пляж и закрепили его на берегу. Они ели и пили до потери сознания, а затем рухнули спать на корабле.
Торгрим прислушался к ночи. Нос драккара скрежетал по гальке, когда волны размеренно поднимали и опускали корму. Так и не стихший ветер трепал снасти и свернутый парус. Вода билась в борта.
Он думал о волках.
Какое-то время спустя он поднялся и сел. Харальд спал рядом, раскинувшись на спине и приоткрыв рот. Порез на его щеке казался темной линией на светлой коже. Харальд не отличался красотой, но, широкоплечий и сильный, был по-своему привлекателен. Торгрим любил Харальда всем сердцем и часто волновался за него, но всегда скрывал это от сына.
Несколько минут Торгрим сидел и смотрел на спящего Харальда, а затем сбросил тяжелый мех и выбрался из-под покрывала. На нем были лишь туника и плащ, и холодный влажный воздух заставил его задрожать. Шестьдесят воинов храпели и бормотали во сне громче стада кабанов, роющихся в земле, но Торгрим почти не слышал этих звуков, настолько он к ним привык. Он осторожно двинулся между грудами мехов, разбросанными по палубе: похожие на погребальные холмы в долине, они скрывали спящих воинов. Наконец он добрался до самого большого холма, вполне соответствовавшего статусу ярла Орнольфа Неугомонного.
Торгрим потряс Орнольфа за плечо, но тот лишь издал недовольное слабое хрюканье. Впрочем, Торгрим не питал иллюзий, заранее зная, как непросто будет разбудить тестя. Орнольф, как обычно, первенствовал за столом. Некоторые пытались с ним сравняться, опрокидывая чашу за чашей. Они так и остались валяться на берегу – кто-то спал, а кто-то, возможно, и умер.
Торгрим снова его встряхнул.
– Орнольф… – сказал он тихо и толкнул его сильнее.
Целых пять минут Торгрим