Есть она тут ничего не будет. С тех пор как они с мамой стали работать в кафе у этого их Александра Федоровича и познакомились со всей кухней, Алена в рот ничего не брала в общественных местах. Не могла. Представляла, из чего это все готовится. И не могла. Ее просто тошнило.
А Наташка лопала. Лопала и говорила. Хвасталась, раздуваясь от собственной ловкости и сообразительности. Так что под конец Алене даже стало казаться, что Наташка сейчас просто лопнет. Так они и сидели. Одна гнула пальцы, а вторая униженно слушала, проклиная саму себя в душе и недоумевая, зачем она вообще все это терпит?
Из кафе Алена позвонила Алешке. Может быть, хоть он скрасит ее жизнь? Если бы приехал, они могли бы покататься на его машине по городу. Весна же! Или бы поехали за город. Погуляли бы там по лесу, подышали свежим воздухом. Хоть какое-то удовольствие. И, возможно, жизнь тогда покажется веселей.
Но Алешка трубку не снял. Оно и понятно. Воскресенье. Вечер. По выходным и по вечерам Алешка трубку никогда не брал. Был с семьей. Изображал примерного семьянина. И на то, что творится в душе его любовницы, ему было плевать. По крайней мере до понедельника.
На обратном пути Алена по привычке заглянула в свой почтовый ящик. Там что-то белело. Интересно, счет прислали за телефон или рекламная брошюра? Алена открыла ящик, и сердце ее дрогнуло. Конверт. Ни мама, ни она сама писем не получали уже много лет. Не писал им никто. И сами они никому не писали. К чему, если есть телефон?
К тому же конверт, когда Алена его достала, выглядел необычайно солидно. Длинный, плотный, и адрес отпечатан, а не написан от руки. Глянув на обратный адрес, Алена ничего не поняла. Какая-то адвокатская контора. Зачем она им понадобилась? А в том, что конверт был адресован именно ей, Алена не сомневалась. Имя стояло ее. И адрес тоже был указан правильно.
Так с письмом в руках Алена и поднялась к себе домой.
– Что это у тебя? – сунула нос мама, встречающая дочку в дверях. – Письмо? От кого?
– Не знаю. Адвокатская контора.
Мама неожиданно сильно побледнела. Но в полумраке коридора Алена этого не заметила. Она расшнуровывала ботиночки и беспокоилась о том, как бы не порвать тонкие колготки. Ведь придется покупать новые. А это двести, а то и двести пятьдесят рублей. А эти она носит всего второй месяц, и ни одной зацепочки на них еще нет.
Когда Алена спохватилась, то обнаружила, что осталась одна – ни мамы, ни конверта рядом с ней в прихожей нет. Девушка прошла в комнату и испуганно замерла у косяка. Ее мама сидела за столом, стоящим прямо под люстрой. И читала письмо. При этом по ее лицу текли самые настоящие слезы, а сама она бормотала себе под нос:
– Не может быть! Нет! Не верю!
– Мама! Что случилось? Какое-то несчастье? Кто-то умер?
Ирина Руслановна подняла на нее покрасневшие глаза и кивнула:
– Умер! Умер, и это счастье! Твое счастье, доченька! Господи, я уж и не верила, что это случится!
– Кто умер?
– Твой отец! Он умер!
Алена пожала плечами:
– Ну, знаю. Ты сама мне много раз рассказывала,