обозленное на беглеца, делало все, чтобы натравить на него воспитанников – запрещало передачу посылок, лишало свиданий. В таких случаях бывало, что вчерашний герой не только подвергался жестоким побоям, но частенько разделял судьбу самой обиженной касты заключенных.
От беспредела Артиста спасло вмешательство Варяга – к тому времени он уже был авторитетным вором в колонии. И когда к нему явилась делегация воспитанников, чтобы он позволил разобраться с Модестом, Варяг спокойно выслушал крикунов, а потом твердо заявил, что не допустит в «воровских» зонах «сучьих» порядков. А если нечто подобное повторится, то в дальнейшем судьбу беспредельщиков будет решать суд «пацанов».
Артист «уходил в бега» еще четыре раза, и это только прибавляло ему веселости – порой казалось, что он не перестанет улыбаться даже в том случае, если обнаружит во лбу дырку от расплавленного свинца. К его многочисленным побегам привыкло даже лагерное начальство, а на ежедневных поверках, в ответ на его фамилию, остряки выкрикивали:
– Пошел в городскую библиотеку!
После малолетки пути Артиста и Варяга разошлись. Однако Владислав не переставал интересоваться делами Модеста и не удивлялся, когда в своем воровском промысле тот использовал трюки с переодеванием. Однажды он представился агентом известной певицы и, разъезжая по городам, собирал щедрый аванс за предстоящие выступления. В другой раз был таможенным начальником и лихо брал взятки; в третий – налоговым инспектором. Но особенно он любил форму сотрудников милиции и появлялся в ней не только на пустынных дорогах, высматривая дорогие автомобили, – он заявлялся на квартиры к антикварам и преуспевающим бизнесменам.
Поговаривали, что он сумел сколотить приличное состояние, которого хватило бы на несколько воровских жизней. Возможно, поэтому Модест был одним из первых, кто решился съехать на Запад, и даже его мрачноватое прошлое не помешало израильскому посольству широко распахнуть перед ним двери.
– До меня дошли слухи, Модест, что ты сделал обрезание и подался на историческую родину.
– Я тоже о тебе немало знаю, Варяг, но мое обрезание в сравнении с твоим образованием сущий пустяк, – расхохотался Модест собственной шутке. – Впрочем, ты не одного меня удивлял своей сообразительностью.
– Откуда тебе известно обо мне?
– Думаешь, если я разговариваю на иврите, так не бываю на своей многострадальной родине?
– И какие последние новости ты привез с родины?
– Вижу, ты газет не читаешь, Варяг. В России стреляют. И наиболее дальновидные законные давным-давно обзавелись хозяйством на цивильном Западе.
Разговор затягивался. Варяг посмотрел на Свету. Она, разметавшись, посапывала на просторной кровати и казалась ему особенно привлекательной – нежный румянец, разлившийся во всю щеку, добавлял ей очарования.
– Что ты мне хотел сказать? Модест, думаю, ты позвонил не для того, чтобы пожелать