о ней.
– Простите, что спрашиваю. А почему у вас с Армандом не было детей?
– Не знаю. Мы оба проверялись у врачей. И он, и я. Никаких отклонений. Понятно, что у него они вообще не могли не быть, ведь у него была дочь. Меня тоже находили абсолютно здоровой, но детей у нас не было. Вернее, у меня было два выкидыша. А потом врачи сказали, что я не смогу родить. Вот видите, я вам соврала. Не все в моей жизни было так уж безоблачно.
Они вышли на мост. Поднялся легкий ветер.
– Вы не простудитесь? – машинально спросил Дронго и вдруг понял, как бестактны его слова.
– Надеюсь, что нет. Простуда мне уже не угрожает, – Лилия еще могла шутить в этой ситуации.
– Простите. Я задал глупый вопрос.
– Нет, ничего. Мне даже нравится, что вы относитесь ко мне по-человечески. В общем, мы поженились, а через несколько лет он стал секретарем Центрального Комитета комсомола республики. Между прочим, на нашей свадьбе были все руководители тогдашнего латышского комсомола – Плауде, Медне, Рейхманис. Мы все тогда верили в будущее. Все нам казалось прекрасным. Это были, наверное, лучшие годы не только для нас с Армандом, но и для всего нашего народа. Хотя сейчас говорят совсем иное. В восемьдесят пятом мы уехали в Швецию, он получил назначение по линии «Внешторгимпорта», потом работал в Финляндии. Все время рвался обратно в Латвию, говорил, что здесь его настоящее место, писал письма, чтобы его отозвали обратно. Горячо поддерживал Горбачева, очень верил в перестройку. А потом начал разочаровываться, тяжело разочаровываться. В начале девяносто первого нас наконец перевели обратно в Ригу. Арманду предлагали большие должности в центральном аппарате партии, но он отказывался. Работал секретарем парткома в латышском отделении «Внешторга», а потом наступил август девяносто первого. Вы помните, что тогда творилось? У него были большие неприятности, его чуть не посадили. Арманд всегда был честным и порядочным человеком, говорил обо всем открыто, ничего не боялся.
Спустя некоторое время он создал свою фирму и начал заниматься бизнесом. Сначала было очень трудно, особенно в середине девяносто второго. Потом стало чуть легче. Арманд работал очень много. И нам казалось, что он сумеет все преодолеть. Но тут случилось это дикое самоубийство, в которое я так и не поверила… Лилия закончила рассказ. Они перешли мост и оказались на площади перед памятником латышским стрелкам.
– Это вся наша жизнь, – показала она на памятник. – С одной стороны, это свидетельство их верности прежней стране, а с другой – их бывший музей, названный музеем оккупации. Смешно, правда? Оказывается, мы с Армандом жили в «оккупации». И вся наша совместная жизнь прошла под «оккупантами».
– Мы живем в эпоху перемен, – меланхолично заметил Дронго, – у вашего мужа была большая фирма?
– Нет. Они занимались инвестициями в нашу строительную промышленность. Небольшая фирма, в ней работало человек сорок.
– Как звали его секретаря? Ту помощницу, которая его нашла?
– Ингрида