– брань, смех, крики и монотонное повторение городского гимна сливаются в единую режущую уши какофонию. Я перестаю понимать происходящее. Но кое-что я знаю точно: контролировать это уже невозможно. Момент упущен.
– Что ж…
Он всего лишь улыбается, но Элм сдается. Она выдергивает из пальцев Хана так и не зажженную сигарету и бросает ее под ноги.
– Ван! – Терпение у нее кончается, она сбивается на привычное для них «ты». – Неужели ты серьезно будешь стрелять по людям? Ты думаешь, что сможешь убедить кого-либо в законности и правильности своих действий?
Глински отворачивается и отдает военным приказ. Около двадцати винтовок нацелены на толпу, и, глядя на поблескивающие стволы, я отчетливо осознаю: расстреляют всех, кто не будет подчиняться. Нас тоже. Именно так Ван Глински понимает свой контроль.
– Расходитесь! Это незаконно!
Охрипший голос Кики еле слышен в гомоне. Девочка явно напугана: она отчетливо чувствует волны чужой злобы и страха. Она все воспринимает остро, склонна к эмпатии, возможно, это тоже ее дар… и наверняка она ощущает что-то между Элм и Глински. Они знакомы очень давно, и так, как моя подруга, с ним никто не разговаривает. Почти.
Секунды тянутся, и меня выводит из оцепенения голос кого-то из военных:
– Эй! Что вы себе позволяете?
Хан. Его чертова телепатия. Он выбил взглядом оружие из рук нескольких солдат, и теперь они с удивлением смотрят на свои пустые ладони. Самые сообразительные уже ищут стволы на асфальте, толпа встречает это презрительным смехом и снова начинает подступать к трибуне. Грохочет третий предупредительный, люди пятятся.
– Молодец, красавчик, – хмыкает Элм, но больше ничего добавить не успевает.
– Это нарушение субординации. Ах ты, гребаный инопланетный выродок…
Глински делает шаг к Хану. Они почти одного роста: удивительно, учитывая, что пират значительно выше большинства людей. Политик щурит глаза и тут же, придя к каким-то выводам, скрещивает на груди руки.
– Впрочем, я на миг забыл, кому вы служите. Он своего добился – вместо того, чтобы…
Хан отвечает ухмылкой и зеркально повторяет его позу.
– Он ваша проблема, а не наша. И, кстати, ваша проблема платит нам.
Их взгляды встречаются. Взбешенный Глински делает еще шаг и что-то говорит. Но его ответа не слышно: площадь озаряют неровные отблески, и кто-то – кажется, это женщина – истошно визжит внизу, под трибуной. «Единоличник» в бешенстве оборачивается:
– Я еще не давал приказа!
– Они не стреляли… – шепчет Кики. Она побледнела еще больше и крепко сжимает свои маленькие кулаки.
– Тогда кто…
– Ван!
Элм стремительно несется к Глински навстречу. Она спятила, что ли? Внезапно хочет обниматься? Но она отталкивает его в сторону и падает сама, а на том месте, где они только что стояли, внезапно фонтаном разлетается асфальт: выстрелили прямо с крыши ближайшего дома. Вторая очередь проходит сквозь