лучше дома посидели. А то смотрите…
Маргулиес аккуратно выправил рукава, легко спрыгнул с помоста и пошел в тепляк. Так же тщательно, как машину, он осмотрел опалубку. Попробовал прочность арматуры, постучал кулаком по доскам, сделал замечание старшему плотнику и пошел прочь через тепляк.
Мося плелся за ним по пятам.
– Товарищ Маргулиес, – говорил он жалобно, – как же будет?
– А в чем дело?
– Насчет Харькова. Дайте распоряжение.
– Кому распоряжение? Какое распоряжение?
Глаза Маргулиеса рассеянно и близоруко блуждали.
– Распоряжение Ермакову. Харьков бить.
– Не может Ермаков Харьков бить.
– Как это не может? Ого! Триста пятьдесят замесов. Оторвите мне голову.
– Триста пятьдесят замесов? Сколько это будет кубов?
– Ну, двести шестьдесят кубов.
– А Ермакову сколько надо кубов, чтоб залить башмак?
– Ну восемьдесят.
– Хорошо. Допустим, вы сделаете восемьдесят кубов, зальете башмак, а потом куда будете бетон лить? На землю?
– Потом будем плиту под пятую батарею лить.
– А бетономешалку на пятую батарею переносить надо?
– Ну, надо.
– Вода, ток, настилы! Сколько на это времени уйдет?
– Ну, два часа. Максимум.
– Минимум, – строго сказал Маргулиес, – но допустим. Так как же Ермаков будет Харьков бить, когда у него чистой работы остается всего шесть часов? А надо восемь! Ну?
Мося скинул кепку и почесал волосы.
– Который час? – спросил Маргулиес.
Корнеев вытянул часы.
– Десять минут девятого.
– Вторая смена опаздывает на десять минут, – сухо сказал Маргулиес. Имейте в виду – тридцать замесов в час, не больше, – еще суше прибавил он.
Корнеев вытер платком туфлю, на которой краснело свежее пятно сурика.
– Слышишь, Мося? Не больше тридцати замесов!
Слово замес Корнеев произносил так, как будто это была испанская фамилия Zamess, через э оборотное, вроде дон Диэго 3-ам Эсс.
– Есть! – бодро крикнул Мося.
Он рысью побежал к бригаде, болтая перед собою руками.
Слава отодвинулась на восемь часов. Слава уходила из рук. Оставалась последняя надежда – Ищенко.
– Давид, я тебя не понимаю, – сказал Корнеев, когда Мося скрылся.
Маргулиес нежно, но крепко взял его за локоть.
– Пойдем выпьем чаю, я еще ничего не ел.
IX
Ищенко спал поверх одеяла, лицом вниз, раскинув руки и поджав маленькие босые ноги.
Он спал в положении ползущего человека. Голова, застигнутая сном, упала, не дотянувшись чубом до подушки.
Красная несмятая наволока, освещенная солнцем, наполняла загородку барака румяным заревом.
Бригадир был одет в новые черные суконные штаны и новую белую украинскую рубашку, вышитую крестиками.
Один рукав закатился.
С койки упала голая рука. Наружная ее сторона была темной, внутренняя светлой и жирной, как брюшко рыбы. Виднелась