одно и то же благородное дело.
Машина въехала во двор – громадный, пустынный, заваленный ржавой заводской рухлядью, обрезками металла и старыми станками, не вывезенными во время эвакуации. В это время в самом отдаленном углу двора, за инструментальным цехом, раздался не слишком сильный взрыв, вылетело желто-белое облако дыма. Из-за угла цеха выбежали несколько человек, среди которых Черноиваненко узнал нескладную, длинную фигуру старика Синичкина-Железного. Его лицо было запачкано копотью, рукав старого черного пальто разорвался по шву, люстриновая кепка с пуговичкой покрыта кирпичной пылью. Покрасневшие, опухшие глаза сухо блестели.
– Поразительное головотяпство! – сказал он глухим, как из бочки, голосом и тяжело, неодобрительно откашлялся. – Оборудование вывезли, а всю электропроводку и трубы компрессорной установки оставили. Вторые сутки режем в цехах провода и подрываем ручными гранатами сеть для подачи сжатого воздуха… Вы ко мне?
– Да. Сегодня ночью состоялось решение обкома по нашему вопросу. Группа утверждена как подпольный райком. Что касается персонально вас, то я, как первый секретарь райкома, должен безотлагательно решить, как вас использовать наиболее толково. Хочу с вами посоветоваться.
– А именно? – подозрительно нахмурился Синичкин-Железный. – Неясно.
– Имеется два предложения: либо вы сегодня ночью переходите с нами в Усатовские катакомбы, либо временно остаетесь в городе для связи с населением и сбора информаций. И то и другое очень важно. Ваше мнение?
Синичкин-Железный еще более нахмурился, испытующе исподлобья посмотрел в глаза Черноиваненко, спросил:
– А ваше?
– Буду говорить с вами совершенно прямо, – решительно сказал Черноиваненко.
– Думаю, что никакого другого разговора между коммунистами в данной обстановке и быть не может, – поспешно сказал Синичкин-Железный.
Черноиваненко достаточно хорошо знал прямой характер Синичкина-Железного, не признававшего в отношениях между людьми ничего неясного, недоговоренного. В первых же словах Черноиваненко он почувствовал какую-то неясность и сразу насторожился.
– Буду говорить совершенно прямо, – повторил Черноиваненко. – Вы необходимы и в катакомбах и здесь, наверху. Мне кажется, что в катакомбах вы даже более необходимы.
– Так в чем же дело?
– Дело в том, – сказал Черноиваненко терпеливо, стараясь быть как можно более деликатным, но в то же время и не терять твердости, – дело в том, что вы человек уже, так сказать, немолодой, не вполне здоровый…
– То есть, вы хотите сказать… – играя скулами и сдвинув брови, перебил его Синичкин-Железный.
Но Черноиваненко уже довольно решительно заметил:
– Позвольте мне кончить мою мысль. Я хочу сказать то, что я говорю. Вы человек больной, у вас слабые легкие, на вас может пагубно отразиться долговременное пребывание в сырых и темных