что вхожу – начинается паника. Зовут домработницу:
– Любка! Скорее! Петухов пришел. Сыпьте в «Гастроном», понимаете?
– Как не понять? Понимаю. Литровку, что ли? Или полторы?
– Товарищи, – говорю, – в чем дело? Зачем паника? Любочка, можете снять платок и никуда не ходить. Я совершенно ничего не пью. Бросил.
– Нет, нет! Что вы! Как можно? Раз вы привыкли… Мы, конечно, сами не пьем, у нас этого нету, но поскольку вы пьющий…
– Я непьющий.
– Ой, уморил! Ой, непьющий! А под прошлый выходной у Володиных, помните?
– Ничего я не помню. И не напоминайте. Что было, то было, а теперь – баста!
– Хе-хе!.. Чудак человек! Чего стесняетесь? Быль молодцу не укор. Любка, скорей, а то закроют!
Приносит Любка водку, ставит передо мной на стол, и все смотрят на меня выжидающими глазами. Я сижу, чай прихлебываю – и ни-ни.
– Выпейте, Петухов! Не мучьте себя! Ведь хочется небось?
– Не хочется.
– Нет, хочется. По глазам видно. Небось еще после вчерашнего не опохмелился?
– Я вчера ничего не пил.
– Да будет вам! Вы ж известный… любитель этого. Каждый день пьете. Втянулись уже.
– Я не пью. Я не втянулся. Я не любитель. Я хочу тихого, культурного, трезвого общества. И вот я пришел к вам. А вы меня спаиваете. Небось сами не пьете?
– Чудак человек! Чего же вы волнуетесь? Ну-ну, действительно, не пьем. Так что же из этого? А вы пейте. Не смотрите на нас и пейте себе на здоровьечко.
– Не буду пить.
– Ай-ай-ай! Мы для вас специально работницу в лавку посылали, а вы не хотите выпить. Нехорошо! Тем более если бы вы были непьющий, а то ведь все знают, что пьющий… и даже очень… Смотрите, какая симпатичная бутылочка! Так на вас и глядит. Один стаканчик. Вот я вам наливаю. Видите, какая холодненькая. Ну, раз-раз – и огонь по телу.
– Вы настаиваете? – спрашиваю я мрачно.
– Господи! Конечно! – радостным хором восклицает трезвая семья Сержантовых. – Не только настаиваем, но даже, так сказать, умоляем. А то вы нас обидите.
А Катя перестает играть «Забыть тебя, забыть весь мир…», смотрит на меня ангельскими голубыми глазками и говорит, надув губки, красные, как ягодки:
– Ведь вы не хотите меня обидеть, Петухов?
– Ах, так! Хорошо! В таком случае за ваше здоровье. Ура!
Ну уж и надрался я у трезвых Сержантовых, будь они трижды прокляты! Что было, точно не помню, но, вероятно, нечто неописуемое, безобразное, потому что сам Сержантов со мной не разговаривает, а Катя вернула мне письма и попросила выбросить из головы всякие фантазии насчет нашего взаимного счастья: «Я, говорит, ни за что не пойду за алкоголика».
Ох, как голова трещит! Как болит сердце! Но я не сдаюсь. Спорт! Только спорт спасет меня. Буду ходить на каток.
Январь 1935, 23. Среда
Кончено. Не могу встать с постели. Что-то ужасное. Опять придется не идти на службу. Вероятно, меня скоро выгонят. Так мне и надо, пьянице!
Пошел вчера на каток. Какое упоение! Катаюсь я, правда, неважно. Но это не беда.