археологом и не менее крупным нумизматом? – переспросил капитан Сонях лейтенанта Нестерцова.
– Совершенно верно, – подтвердил тот. – Я только что навел справки – имя Милютенко значится во всех крупнейших нумизматических каталогах мира. Он был владельцем уникальной коллекции античных монет и, что примечательно, не менее редкого собрания монет советского периода, если поточнее – двадцатых годов.
– Обычные пятаки, гривенники да полтинники тоже представляют какую-то ценность? – удивился Сонях, не отрывая взгляда от замкнутой меловой линии на паркете, обозначающей положение тела ученого в момент смерти.
– Напрасно иронизируете, Павел Вадимович. Некоторые копеечки чеканились в то время мизерными тиражами. А сейчас это бешеные раритеты. За одну такую «никчемную» монетку коллекционеры готовы выложить порой тысячи долларов. Если не десятки тысяч.
– Откуда, интересно, у скромного опера такие солидные познания в нумизматике? – язвительно поинтересовался капитан.
– А это меня просветил профессор Ордынский, лучший друг покойного археолога. Как ни странно, убийца на эту коллекцию не позарился. Может, не знал, где она находится.
– Или она ему была не нужна, – раздумчиво сказал капитан, скользя взглядом по академической позолоте многочисленных томов, тускло поблескивающей за стеклом внушительного книжного шкафа. – Это в том случае, если преступник не коллекционер, а обыкновенный исполнитель, за спиной которого стоит конкретный заказчик. Что еще, Сережа, удалось выяснить?
Ответить Нестерцов не успел, потому что «проснулся» мобильник капитана Соняха. Звонил судмедэксперт Виталий Андреевич Чертков.
– Экспертиза подтвердила результаты предварительного осмотра, – доложил он. – Смерть наступила практически мгновенно от удара по затылку тяжелым тупым, скорей всего, закругленным предметом – чем-то вроде гирьки или спортивного ядра. Единственное, что могу добавить, – удар был очень силен. То есть, преступник не намеревался лишь оглушить хозяина квартиры. Оставлять его в живых он и не собирался. А отсюда следует, что профессор Милютенко и его убийца были, хорошо ли, шапочно ли, но знакомы. Если б покуролесил залетный «гастролер», то вряд ли бы отважился на «мокруху». Ну, вырубил бы старичка, хап – коллекцию, о которой, скажем, узнал по наводке, и – деру!
Судмедэксперт помолчал, а потом вдруг спохватился, сменив тон с серьезного на весело-извиняющийся:
– Паша, извини! Перед кем это я, старый дурак, растекаюсь мыслию по древу, рассуждаю с умным видом? Перед самим Соняхом – лучшим сыскарем Киева!
– Не ту ты специализацию выбрал себе, дорогой Виталий Андреевич, в нашем трудном и опасном деле, – не менее шутливо ответствовал капитан. – Тебе бы не трупы осматривать, а в кабинетной тиши делать стройные и логически безупречные умозаключения. Может, переквалифицируешься в оперы? Потому что ты абсолютно прав, Черток, – так коллеги по-дружески называли Виталия