учёные, просто мечтатели писали и говорили о Контакте. Об обмене знаниями… Об языке математики или геометрических фигур… О математических и физических константах, понятных любой высокоразвитой цивилизации…
Всё это глупость! Ерунда! Ненужная шелуха! Чувства, эмоции – вот что понятно любому мыслящему и чувствующему существу! Неизбывная вечная тоска по оставленному дому. Грусть разлуки и счастье возвращения домой, к тем, кого ты любишь! Осознание красоты и хрупкости твоего родного мира. Вот он, универсальный язык цивилизаций! Язык образов, язык чувств, язык эмоций!
Я сидел у костра и вновь смотрел в светлеющее утреннее небо, на котором гасли последние звёзды, уступая место свету дня. Но теперь у меня не было ощущения того вселенского одиночества, так пугавшего людей, вынуждая их искать братьев по разуму. Мы не одиноки. Ведь где-то там, у такого далёкого и, в то же время, ставшего для меня таким близким Сириуса, вращается планета, где живёт юная художница Элиана, любующаяся по утрам снежными вершинами своих родных гор. Где на берегу озера живёт космонавт-разведчик Рилан… И это лишь один из многих миров Галактики, населённых людьми. Один из многих…
Мы не одиноки…
Конец
Алый жеребёнок
(цикл «Павлик и Юля»)
Дождь начался вскоре после полуночи. Сначала это были лишь отдельные крупные капли, защёлкавшие по листьям деревьев, росших на высоком берегу реки, но постепенно дождь набрал силу, и капли превратились в холодные острые струи. Юрий поёжился и поплотнее закутался в куртку. Тёплая июньская ночь постепенно остывала, уступая место зябкой прохладе дождя. Тёмное облако заволакивало тёмно-синее небо летней ночи, гася отсвет ночной зари, на фоне которой виднелись постройки дачного посёлка.
«Ещё дождя мне не хватало», – пробурчал Криницын. «Похоже, что это безобразие продлиться до утра».
Криницын сплюнул от досады. Сегодня был очень удобный день. На селекционной станции осталась только дежурный зоотехник. Молодая девчонка, которая навряд ли высунется до утра из лабораторного корпуса. А тут этот дождь!
На четырнадцатую станцию Института генной инженерии и селекции столичного журналиста Юрия Криницына привели интересные слухи, которые донесла до него его новая знакомая Люсьена. Юрий поморщился. Недалёкая, пустая, но самоуверенная Люся, не отличавшаяся ни внешней, ни душевной красотой, совершенно не вызывала у интеллигентного и культурного журналиста симпатий. Единственное, что заставило Криницына пойти на сближение с ней – это профессиональный интерес.
На селекционной станции происходило что-то… И непонятность и закрытость этого «что-то» привлекало его, журналиста до мозга костей, с той же силой, с какой варящееся в алюминиевом тазу сладкое и душистое варенье привлекает пчёл и ос со всей округи.
Криницын вновь брезгливо поморщился: чтобы свести знакомство с Люси (как величала себя сама Люсьена) ему пришлось завести близкие связи с активистами