>
Пролог
Лопата черного археолога вгрызалась в почву с настойчивостью пылкого любовника. Законченный метамфетаминщик, он копал, постоянно дергаясь, и напевал похабную песенку про женщин и героин. Его тело источало отвратительный терпкий запах. Он чувствовал это, но его не заботили ни собственная вонь, ни влажность воздуха, ни раскрошившиеся зубы, ни то, что его кожа, словно шерстью, была покрыта смешавшейся с потом пылью. Другой бы на его месте жаловался на свои колени, на измученную упорным трудом спину. Жалкие бабы. Обдолбанный, он мог работать часами, не теряя самообладания, не останавливаясь, чтобы перекусить, не пугаясь завываний призраков ацтекских богов. Все, что имело значение в жизни, было давно погребено, сокрыто, утеряно, боялось показать свое истинное лицо, и он это знал. Мало кто имел достаточно смелости и воображения, чтобы ввязываться в раскопки.
Кристофер Мэддокс находился далеко от дома. Американец в Мексике, вышвырнутый из колледжа прямо в грязь, блаженный. Религию можно найти где угодно. Два дня назад его кирка наткнулась на краешек то ли погребальной урны, то ли короны – реликвии, за которую, как он надеялся, ему удастся получить столько, сколько нужно, чтобы отправиться в Гватемалу, где наркотики стоили дешевле манго, где женщины встречали тебя тортильей[1] и сочной козлятиной. Гва-те-ма-ла. Четыре ласкающих слух слога, которые в итоге означали всего лишь гамак да песни. Черный археолог. Так он себя называл. Альтер эго, двойник, тень в лунном свете – герой истории, которая началась, когда неприметный паренек из торгового центра в штате Колорадо откопал мексиканское сокровище, спасшее ему жизнь.
С головы соскользнул налобный фонарик. Он поправил лампочку. От холода капли пота на лбу застыли и в свете фонаря выглядели как корона из бисера. Под землей может случиться многое. Апокалипсис. Асфиксия. Попокатепетль[2]. Обвал в пещере. В любую минуту могут наброситься pinches federales[3]. Он поднял свою старую зубную щетку и, аккуратно счищая пыль, наблюдал, как камни обнажаются перед ним, словно стриптизерша. В мозгу пульсировали мысли о сексе. Мэддокс копал, не задумываясь о времени. Копал, не думая о смерти. Кожа нестерпимо зудела. От волнения, от насекомых, которые, казалось, ползали под кожей наркомана, от дрожи из-за кромешной темноты, от возбуждения перед встречей с находкой.
Краем глаза он заметил тень. На стене пещеры возникла фигура, видение: обветренное лицо его матери мелькнуло на испещренной трещинами породе. Ее рука, вся в пятнах, потянулась к нему, словно пытаясь выдернуть его из этой пропасти. В груди черного археолога что-то взорвалось. Схватив кирку, он стал наносить удары по почве, не заботясь о том, что может сейчас разрушить. Осколки найденного всегда можно заложить цыганам. Он просто хотел получить то, что ему полагалось. Сейчас. Сейчас. Сейчас. Ahora[4]. Da-me-lo[5].
Ангел вздохнул. Дьявол прикусил губу. На поверхности лежала находка. Пятьсот лет ацтекской истории оказались в мародерских руках. Черный археолог качнулся назад, почувствовав головокружение, и затянул «sweet baby Jesus»[6], ведь он больше был не один в этой пещере. На него воззрилось лицо, бирюзовая маска с единственным глазом.
Черный археолог ворвался в Мехико. Проезжая в такси мимо Reforma[7], он подбрасывал маску на коленях, нежно поглаживал это расколотое лицо, безумную плеяду голубого и зеленого. Две змеи сплетались на лбу. Рот искривился в гримасе, которая оголяла сомкнутые зубы, выполненные из белых ракушек. Одного глаза не хватало. Другой не открывался, что означало только одно: маска была посмертной.
Черному археологу хотелось взвыть. Он собирался ворваться в изысканные антикварные магазины в Zona Rosa[8] в ритме сальсы, подняться по мраморным ступеням музея археологии и посмотреть на потрясенные лица чиновников, когда они увидят, что грязный гринго с двадцатью баксами на счету нашел национальное достояние. Но было кое-что, в чем он нуждался больше, чем в признании, деньгах или любви. Доза.
Таксист привез его на конспиративную квартиру. Проклятый мерзкий дом. Пристанище cholos[9] и хулиганов, хранилище денег, вырученных за продажу наркотиков, кладбище для тех приговоренных, которых рубили в салат и бросали в братские могилы разлагаться на ветру. Это место называли безопасным, но вряд ли кто-то здесь мог чувствовать себя в безопасности. У ворот черный археолог сверкнул именным мобильным телефоном, своей единственной вещью, которая имела какую-то ценность. Рейес оплачивал счета. Ему нужна была связь со своими людьми двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. На пороге передней двери Фео, человек-пивная-банка, поигрывал мышцами. Альфонсо, стоя на цыпочках, обутый в кеды, выглядывал из-за его плеча. Тело парня было усеяно татуировками так густо, что он не нуждался в одежде. Выведенное над верхней губой слово издалека выглядело как кривые усы.
Черный археолог вынул свой товар.
Фео перевернул маску, осмотрел ее, презрительно усмехнулся и предложил тысячу долларов.
Археолог