во мнениях с одним типом.
– А Арсен? С ним все в порядке? – тревожится она. Сажусь на край ее постели, и Дина протягивает мне свою руку.
– Драка обошлась без его участия, а вот Якуба слегка задело.
– У него тоже теперь такое красивое лицо? – Дина морщится, когда мои клыки пронзают ей запястье, и закусывает нижнюю губу. Делаю несколько глотков и отпускаю ее. Я бы выпил больше, но боюсь, что тогда не смогу остановится и выпью ее всю. Лучше остаться немного голодным.
– Нет, ему повезло больше, – отвечаю я, наблюдая за ней. Она выглядит спокойной и даже равнодушной. Запечатываю укусы своей кровью и указываю пальцем на книгу.
– Ты знаешь русский? – спрашиваю я.
Дина кивает и прячет руки под одеялом.
– Откуда, если не секрет?
– Моя мама была русской. Ее убили, когда нам с сестрой было пять… Тетка отвезла нас в штаты, собиралась начать там новую жизнь. Но злой рок настиг нашу семью и тут. Она разбилась на машине. После этого мы попали в приют. Там я пообещала себе, что никогда не забуду русский, ведь это связь с моей мамой, с моими предками… Мы с сестрой, когда вдвоем, говорим только на нем.
– Сожалею. Ты никогда не говорила о своих корнях, – замечаю я.
– Разве это кому-то интересно? – грустно улыбается Дина.
– Представь себе, да.
– Ты не похож на того, кого волнуют чужие истории.
– Мы плохо знакомы, получается, – поднимаясь, говорю я. – Доброй ночи, Дина.
– Будешь уходить, закрой плотно дверь, пожалуйста, – просит меня Дина, и я выполняю ее просьбу.
Иду в свою спальню, чтобы принять душ и переодеться. Решаю, что отдыхать сегодня буду наверху. Мне хочется побыть одному, разобраться в том, что случилось. Толкаю дверь и застываю на месте. На моей постели с журналом в руках лежит Ливия. Услышав, что я вхожу, она поднимает голову, смотрит на меня, и на секунду ее губы трогает улыбка. Но тут же исчезает, едва она видит след от ожога, что тянется от уголка глаза к верхней губе. Вскакивает с кровати и подбегает ко мне. Встает на цыпочки и касается холодными пальцами моей щеки.
– Кто это сделал? – с тревогой спрашивает она, но я игнорирую ее вопрос.
– Как ты сюда попала? – убирая ее руки от себя, спрашиваю я.
– Неважно, главное, что я здесь, – уклоняется от прямого ответа Ливия. – Это были Отверженные, не так ли?
– Ты не отвечаешь на вопрос и рассчитываешь на откровенность? Глупо, Ливия, очень глупо. Особенно для тебя, – прохожу в комнату, опускаю шторы и сажусь в кресло. Я зол, и мне не хочется этого скрывать. Она садится напротив меня по-турецки и долго смотрит мне в глаза.
– Ты меня никогда не простишь? – спрашивает Лив.
– Никогда – это глупое слово для вечности. Но, возможно, однажды мне надоест презирать тебя.
– Лучше презирай. Это приятней, чем равнодушие. А так у меня есть надежда.
– Мы