напротив – пронзал преддождевое небо. Прямо под зданием располагался памятник неизвестному: с обтёршейся надписью и отвалившимся лицом, он являлся загадкой, поскольку даже городские хроники, частично уничтоженные во время военных действий, не сохранили упоминаний о человеке на монументе. Неоднократно выдвигались предложения снести это уродство, не вносящее красоты в облик города, но многие жители настолько к нему привыкли, что были однозначно против сноса и время от времени оставляли у памятника цветы. На взгляд художника, памятники имело смысл ставить только для тех несчастных, кого могли позабыть без подобных ухищрений – в противном случае это было чем-то вроде протеза, заменявшего законное место народной любви. Исключение составляли памятники, олицетворявшие не каких-то конкретно взятых людей из плоти и крови, некогда ступавших по бренной земле, а что-то менее персонифицированное, либо отвлечённое, как, например, статуи мифологических персонажей или сооружения в честь целых групп людей, например, не конкретно взятого военного героя, а солдат-героев вообще. Сухое обнажённое дерево, установленное посередине освещённого перекрёстка, напоминало диковинного спрута, простершего свои узловатые щупальца прямиком к беззащитной луне.
Словом, примет для обнаружения мастерской хватало в избытке.
– А вот и преддверье моей холостяцкой обители, – делая приглашающий жест рукой, сообщил он. – Прошу прощения, я просто замечтался и сам не заметил, как привёл Вас к себе домой. А всё-таки куда Вам на самом деле нужно? Где вы остановились?
На местную жительницу она не походила никоим образом, поэтому мысль о том, что это не иначе как гостья, потерявшая неизвестно что в подобной дыре, показалась ему вполне здравой. Её реакция несколько его озадачила, хотя и была скорее внезапной, нежели совершенно неожиданной.
Звонко и мелодично рассмеявшись, она серьёзно, но с теплом произнесла:
– Я живу там же, где и Вы.
Мужчина расценил это не иначе, как намёк. Ну, что же, возможно – ночь и в самом деле была чудная. В конце концов, все взрослые люди, которые знают и понимают, чего и почему они хотят.
– Что ж, если так, то значит – мы уже пришли, – сгорая от нетерпения, он суетливо достал связку медных ключей, едва не уронив её во мраке себе под ноги, и, от спешки провозившись у замка больше обычного, распахнул невзрачную дверь, приглашая даму пройти вперёд.
– Можете чувствовать себя как дома, – гостеприимно предложил художник, организовав в помещении свет и поспешив разобрать наиболее явные признаки творческого беспорядка.
– Я и так уже дома, – напомнила гостья, не бросаясь, как это обычно бывает с большинством посетителей, разглядывать его эскизы и полотна.
– Ах, да, что это я, конечно, – подыгрывая, согласился он, постепенно принимая правила игры и чудачества незнакомки. В конце концов не только художники имеют право на странности. Тем временем