Семь чудес и временной разлом. Питер Леранжис

Видимо, он врезался в один из шкафов, потому что на пол упало что-то тяжелое.

      Когда они вышли в коридор, в комнате вновь стало тихо. И тогда я заметил мерцание в противоположной части зала.

      И услышал жужжание.

      – Что это? – прошептал я.

      – Что «что»? – спросил Касс.

      – Свет, – ответил я.

      – Света нет, – проворчал Торквин.

      – Ладно, тогда что это за звук? – не сдался я.

      – Нет никаких звуков, Джек, – мягко возразила Алия.

      Вытянув перед собой руки, я направился к свету.

      – Скажите Маноло и Элоизе не включать пока рубильник.

      – Нико – бегом! – приказала Алия.

      Я услышал удаляющийся в коридоре тяжелый топот.

      В комнате опять повисла абсолютная тишина. Я понял, что мои глаза на самом деле не видят никакого света, а уши не слышат никакого жужжания. Оба эти явления были на самом деле чем-то вроде сигналов между посылающим их объектом и мной – сигналов, которые лишь я мог засечь.

      Ты нашел меня, Джек.

      Я громко рассмеялся, наверняка испугав тем самым присутствующих, но мне было все равно. Я уже совершенно четко видел искомый объект, водоворот из синих, фиолетовых и зеленых мазков, напоминающий саму Землю. Чем ближе я подходил к нему, тем громче становилось жужжание, пока в моем мозгу будто не щелкнул невидимый выключатель. Я услышал Песню гептакиклоса, громко и ясно.

      Он лежал на полке между двумя артефактами размером с мячи для волейбола, на высоте моей груди.

      – Нашел, – прошептал я, осторожно поднимая его обеими руками. В ту же секунду в кончики моих пальцев хлынула энергия, она поднялась по рукам и залила мой мозг. – Это он. Он у меня!

      – Йе-ху-у! – заорал Касс. – Отурк!

      – Брат Джек… срывает джек-пот! – подхватил Марко.

      Я услышал, как Алия кричит в сторону коридора, чтобы Маноло запустил генератор. Что-то грохнуло, потом зажужжало, и зал залил такой яркий свет, что мне пришлось зажмуриться.

      Касс и Марко подбежали ко мне и стали хлопать меня по спине.

      – ЧЕТЫРЕ! ЧЕТЫРЕ! ЧЕТЫРЕ! ЧЕТЫРЕ! – восклицал Касс. – Ну, пять. Но четыре у нас.

      Я широко улыбнулся. Песня гептакиклоса гремела, отражаясь от стен.

      – Неужели вы ее не слышите?

      – Немножко, – ответил Марко. – Кажется. Как если поставить громкость на единицу.