особо не послушаешь. Вечером, как обычно за ужином, включим его минут на пять – десять, узнать новости… Да и белок на обратном пути, глядишь, хоть несколько штук подстрелю… – уговорил я себя окончательно, твёрдо решив поэтому не кормить сейчас Шайбу. «Вечером, с другими собаками натрескается, а то сытый совсем «мышковать» не будет…»
«Интересно, как там сегодня дела у Юрки? Он собирался пройти по большому путику… Да и за Найкой с Шариком забавно наблюдать. Он лезет куда ни попадя, – она его за это шугает, как строгая мамаша. Учит. А он ей потом старается подражать…»
Мысли мои перескакивали с пятого на десятое, ища зацепки, чтобы остаться, не ходить на реку. Но зацепки существенной не находилось. Даже одежда, развешанная вокруг трубы, успела подсохнуть.
Я оделся и, растормошив вновь прикорнувшего у печи пса, вышел с ним из зимовья.
На голове у меня была запасная вязаная шапочка. Вместо куртки я надел какое-то хламьё, лежащее на нарах.
Пёс, хоть и не попрошайничал явно, но всё-таки зорко следил за моими руками в надежде, что, может быть, ему перепадёт какой кусок. Быстро убедившись в тщетности своих ожиданий, он весьма неохотно тащился за мной. И, судя по всему, этот поход ему был также не в радость.
Карабин (как лишнюю тяжесть на обратном пути) я с собой не взял и шагал налегке, вооружённый лишь охотничьим ножом.
«Да, – подумал, – правильно моя бабушка говорила: «Лень-то, внучек, вперёд тебя родилась». Отчего я поленился взять карабин? Уже ведь преподала сегодня жизнь урок. А всё на авось надеюсь. Хотя в тайге в любую минуту надо быть готовым ко всякой неожиданности… Может, и правда, вернуться?.. Да, ладно уж, добегу, тут недалеко», – успокоил я себя.
Выйдя на реку, взглянул на небо. Оно было уже не такое прозрачно-голубое, как утром. И выглядело белесоватым, словно слегка полинявшим за прошедшие часы, от яркого утреннего солнца… Да и само светило представлялось не таким радостным, цыплячье-жёлтым, как нынче утром. Оно как будто вызрело, подёрнувшись кровавой пеленой…
«Ничего, время в запасе у нас ещё имеется… Туда – минут двадцать-тридцать. Там – минут десять – пятнадцать, не больше. И – в обратный путь, по пути постреливая белок, кормящихся на близстоящих к реке деревьях. Часам к пяти, когда начнёт смеркаться, будем дома», – подбодрил я себя.
Над вершинами дерев быстро скользили разрозненные, уносимые вдаль ветром серо-белые облака, предвещающие скорую метель. Может быть, от этого мне было так неуютно, грустно и одиноко находиться под этим тревожным небом посреди бесконечной тайги.
«Скорей бы уж вечер, да с Юркой поболтать. Рассказать ему всё…»
Дойдя до полыньи, я увидел, что она с боков уже снова успела подёрнуться тонким ледком. На него боковой ветерок рассадил кружевные белые снежинки, под которыми тихо струилась вода.
«Если мороз ночью придавит, полынья зарастёт хрупким льдом, вновь став незаметным коварным капканом…»
Мои мысли, как и мои предыдущие следы, оборвались у края промоины.
«Такова