как англичанин с эскимосом.
Островский смерил Джонатана подозрительным взглядом, но промолчал, хотя в аллегории роль эскимоса отводилась явно ему. Бригадира успокоила ирония Джонатана. Если человек иронизирует, значит, он уверен в своих силах и в том, что все делает верно. Обычно Джонатан принимал решения, лишь будучи полностью уверенным в своей правоте, а потому ошибался исключительно редко, и Островский давно привык к такому подходу подчиненного к делам.
Хранил молчание бригадир и во время обеда, когда Джонатан неспешно, тщательно подбирая слова, изложил ему отчет о событиях последнего получаса и озвучил возникшие в результате вопросы-ответы. Лишь спустя пять минут после того, как помощник умолк, бригадир наконец поднял на него задумчивый взгляд и спросил:
– Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с уникальным представителем сразу двух видов? Наполовину Хамелеоном, а наполовину Вечным?
– Получается так, бригадир. Причем в обоих случаях уместна приставка «сверх».
– Это просто невероятно!
– Невероятно, но ничего другого предположить не могу. И если рассуждать без предвзятости, положа руку на сердце, такой метис когда-то должен был появиться. И то, что он обладает не суммой, а произведением способностей двух видов тоже, по-видимому, вполне логично… как говаривал когда-то многоуважаемый Барух: sub specie aeternitatis.
– Ну да, – Островский кивнул. – С точки зрения вечности. В свое время я переводил «Этику». Только Спиноза рассуждал о других вещах, не настолько очевидных и одновременно противоречивых.
– А что вас не устраивает, бригадир? Чем не портрет идеального врага для обеих общин?
– Портрет убедительный, мой друг, не спорю. Но не походит на портрет конкретного подозреваемого. Даже если Туманов обладает описанными тобой качествами, это не повод обвинять его во всех смертных грехах.
– Мне и самому не по душе этот вариант, бригадир.
– В таком случае нам следует договориться, что момент истины наступит, только когда Туманов отыщется, – заключил Островский. – Согласись, его исчезновение из больницы, да еще вместе с Женей, можно расценивать как угодно. Самый благоприятный для нас вариант, если они сбежали, почувствовав приближение Врага. Этот вариант не сулит Цеху дополнительных проблем. Если парочку похитил Враг, это хуже, но тоже поправимо. А вот если Виктор и есть Враг, и его побег – начало новой партии, мы явно проигрываем дебют. И проигрываем сразу с крупным счетом.
– Согласен, бригадир, об этом и беспокоюсь.
– И все же я чувствую, что Туманов не Враг, а жертва, – задумчиво проронил Островский. – Вспомни свой вещий сон. У той Черной скалы он был рядом с нами, угроза исходила от кого-то другого. Ведь так?
– Не совсем, бригадир. Угроза была разлита в воздухе, мы будто бы стояли в центре грозовой тучи, насыщенной враждебностью, словно влагой. Врагом в такой атмосфере мог быть кто угодно. Даже один из нас.
– Ну, это ты перегнул, – Островский неуверенно усмехнулся. – Уж за себя-то мы можем