войной на Галлию.
Северная Африка была потеряна для Рима, вестготы прочно обосновались в юго-западной Галлии, а Испания была слишком далеко, чтобы отвоевывать её. Некоторые её части достались другому германскому племени – свевам. Вестготы начали прорываться в земли, оставленные вандалами. Но Аэций сдавать свои северо-западные рубежи не собирался. Он уже подавил восстание франков, живших на римских территориях на правах федератов. Теперь он созвал армию и выступил против бургундов, еще одного германского племени, жившего на правах федератов в долине Рейна. Их король Гундахар, сделавший своей столицей Бор-бетомагус (позже – Вормс), демонстрировал тревожное стремление к независимости.
Аэций пригласил гуннских наемников и с ними пошел боем на германских выскочек. В кровавой битве 437 года римляне с гуннами уничтожили Борбетомагус, разбили войско бургундов и убили Гундахара. Эта резня сохранилась в преданиях германских племен и вошла в «Песнь о Нибелунгах». Имя бургундского короля Гундахара преобразилось в Гунтера. В начале повествования он принимает драконоборца Зигфрида у себя при дворе, а в конце отправляется в земли гуннов, где его вероломно убивают.
Аэций долгие годы использовал гуннов для укрепления собственной власти. Но гунны не были покорными наемниками – и Аэций сам оказался среди проигравших в этой опасной игре.
До этого гунны не предпринимали продолжительных набегов на Рим. Истории об их нечеловеческой дикости и силе были в основном продуктом римской историографии. «Они внушали величайший ужас своим страшным видом… – писал Иордан, – их облик пугал своей чернотой, походя не на лицо, а если можно так сказать, на безобразный комок с дырами вместо глаз»1 Однако не гунны были главной угрозой империи. Их набеги, тревожившие границы, были разрушительными и страшными – но гунны всегда отступали.
Гунны не совершали длительных нападений, потому что никогда не были единой силой. Как и германские варвары, они были союзом племен, не придерживавшихся твердой верности друг другу. «Не знают они над собой строгой царской власти, – рассказывал Аммиан Марцеллин, – но, довольствуясь случайным предводительством кого-нибудь из своих старейшин, сокрушают всё, что встретят на пути». Гунны не сажали злаки и не возделывали землю; они выращивали скот, перебираясь с места на место в поисках пастбищ для своих коров, коз и овец – следовательно, чтобы прокормиться, им требовались большие территории. Гунны жили небольшими кочевыми общинами: их было проще обеспечить, и экономически они были стабильнее, чем постоянные крупные группы. Они не собирались завоевывать мир. Они просто пытались выжить.2
Но когда Аэций нанимал независимые отряды гуннов, чтобы те воевали за него, социум гуннов уже менялся. За прошедшие десятилетия они перешли с бедных земель на восточных берегах Черного моря на относительно богатые и окультуренные земли готов. Это позволяло им обеспечивать себя пропитанием новыми способами и собираться в гораздо более крупные общины.
Около