на голове сухие. Сейчас бы, Ваня, глоток, хоть на один волосок, – и можно идти к своей Саре! – мечтательно прошептал Янкель. – Давай, закурим с горя!
Они из поленницы сняли по четыре полена и сложили в два штабелька, сели на них лицом к Енисею. Набили трубки матросским табаком, прикурили, поглядывая на сонные избы.
– По-моему, угомонились! – сказал Иван Пильщиков. – Ни одного огонька! А вина можно выпить в бывшей лавке Сотникова. Там, на крыше, есть лаз. Поднимаешь две тесины на четырёх гвоздях – и ныряешь на чердак. Мы с Середой не раз бывали. Пока никто не заметил. Старая лавка сейчас не действует, она вместо склада. А там есть, чем поживиться!
Иван Пильщиков посоветовал и убрёл домой, Янкель, будто подталкиваемый нечистой силой, чуть ли не побежал к магазину. Ткнулся в двери. Там висел огромный холодный замок. Обошёл лавку с глухой стены, попробовал, как говорил Иван, достать с завалины наличник, чтобы подтянуться к крыше, но оказался маловат ростом. Выматерился. Сделал еще два круга вокруг лавки.
«Жаль, не вырос по крышам лазить! – посетовал на своё тщедушие. – Не всегда сил хватает, чтобы задуманное совершить!»
Но желание забраться в лавку и выпить не покидало.
– Эх, лазню бы сюда! – сказал он и пошёл к строящемуся дому Константина Сотникова.
У простенка дома стояла лазня.
– О! В самый раз! – обрадовался Янкель, взял лесенку под мышку и вернулся назад. Лазня легла концом прямо на крышу. Сел на завалинку. Покурил. Прислушался. Тишина. Даже собаки в катухах затихли. Дрожащими руками взялся за поручни и, затаив дыхание, забрался на крышу. Поднял крайние тесины.
«Прошмыгну!» – смекнул он и нырнул в щель. Дальше на коленях дополз до лаза, поднял крышку и спустился по чердачной лесенке во второе отделение лавки. Зажёг серянку, взял на полке подсвечник, вставил новую свечку. В лавке посветлело. С подсвечником прошёл в первое отделение, к прилавку.
– Где ж вино? Не наврал ли Иван? – задавал он себе один и тот же вопрос. В углу заметил винный бочонок с лежащим на нём ливером[3].
– Ага! Наконец-то нашёл! – обрадовался, предчувствуя утоление хмельной жажды. Он поднял с пола порожний куль, положил в него десять папуш[4] табаку, восемь сальных свечей. «Хватит! – остановил себя. – А то вина не успею попить». Янкель вставил в бочонок ливер и начал качать вино в стоявшую на столе кварту. Налил до краёв. В руку не брал, боялся разлить. Наклонился над квартой и с жадностью хлебнул.
– Ах, хорошо! – вслух произнёс Янкель. – Теперь можно ко рту поднести!
Он взял стакан, внимательно посмотрел на лопающиеся пузырьки:
– Ну что же, Янкель, ты теперь не только настоящий портной, но и смелый еврей, каких мало среди нашего брата. За тебя, Янкель Абрамович! – выпил, закурил трубку, снова заменил свечу и взялся за ливер.
В это время с баржи шёл мимо лавки приказчик Сотникова Пётр Бардаков. Сквозь решётчатое окно на улицу пробивался желтоватый свет. Бардаков остановился. Свет погас. Приказчик