мне не скажет: она – еврейка. Я готов тебе доказать в постели, что нет разницы между евреями и христианами».
Она возвращалась домой и думала, что есть правда в его грубости. До войны немецкое еврейство играло определенную роль. Сейчас же, после войны, с кем бы она ни говорила, и куда бы ни обращалась, все говорят о евреях, как о чем-то незначительном. Евреи, оставшиеся в Германии, не придерживаются иудаизма.
Она приходит в семью, которая в тридцатые годы проголосовала за нацистскую партию. В гостиной сидело около двадцати человек разных возрастов, специально приглашенных на встречу с израильской писательницей. Она пришла с набором пластинок речей Гитлера, от первой и до последней, в которой он прощался с народом, и сообщал, что кончает жизнь самоубийством, ибо германский народ не достоин его. Пластинки пользовались популярностью и быстро исчезли с прилавков. Только с помощью Артура ей удалось достать комплект, который она намеревалась подарить институту современного иудаизма при Иерусалимском университете. Она сказала собравшимся гостям, что хочет поставить пластинку с обращением Гитлера к молодому поколению. Тишина воцарилась в гостиной.
«Как мы сдались этой глупости!», – выкрикнул кто-то из присутствующих. Патефон гремел голосом Гитлера, который без конца возвращался к одним и тем же предложениям. Гости же занимались своими делами: ели пирожные с кремом, запивая их кофе. И, все же, Наоми не могла избавиться от впечатления, что равнодушие слушателей напускное, словно они совершенно не интересуются Гитлером. Она видела в их лицах отсвет тоски по улицам с праздничными толпами тридцатых годов, по национальной гордости, по великим надеждам, которые им внушал фюрер.
«И эти глупости вас воодушевляли? Как вы могли?!» – какой-то парень разражается смехом. Молодежь не понимает родителей. Однако Наоми видела своими глазами, как каждый день по городу маршировали колонны людей всех возрастов и слоев населения в отутюженной форме. Колонны шагали по улицам, вызывая восторг толпы, стоящей по обе стороны улиц. В огромном дворце спорта она видела, как Гитлер приводил в безумие массы слушателей своими истерическими речами. Сверкающие значками мундиры, кинокадры, грохот барабанов, пронзительные звуки медных труб, полыхающие знамена, пылающие факелы, – все это возбуждало надежды в сердцах немцев, – и вот к чему это привело.
Глава восемнадцатая
Она не узнает мест своего детства. Квартал дорогих вилл разрушен. Гуляя вдоль улицы Гётештрассе, она останавливается у дома номер 16. Второй этаж некогда роскошного особняка снесен.
Чужаки захватили бывший дом Френкелей на круглой площади в Вайсензее. Наоми растеряна, сердце бьется сильнее. Здесь она росла. В этом тихом квартале проживало не так уж много еврейских семей. Дом отца и еще несколько домов сохранились. Остальные разрушены, и на их месте возвышаются уродливые многоэтажные здания, окрашенные нелепой розовой краской. В них живут семьи рабочих. Бомбардировки союзников разнесли ее родной квартал в пух и прах. Наоми взволнована хаосом разрушения. У их дома стоит