Лежендр раздраженно отвернулась, а кузина в тот же миг задумчиво добавила:
– Быть может, это случилось потому, что он был слишком пьян?
И вышла из комнаты.
Этот забавный рассказ был чистой правдой. Энсон, обнаружив, что не может разговаривать разборчиво и голос его не слушается, предпринял нестандартную попытку спасти ситуацию, объявив, что не разговаривает по-английски. Годы спустя он часто рассказывал эту историю и неизменно сообщал, что не может удержаться от громкого хохота при одном только воспоминании.
За следующий час миссис Лежендр пять раз пыталась дозвониться до Хемпстеда по телефону. Когда, наконец, вызов состоялся, ей пришлось прождать еще десять минут, прежде чем в телефоне послышался голос Полы:
– Кузина Жози рассказала мне, что Энсон напился.
– Ах, нет…
– Ах, да! Кузина Жози рассказала мне, что он напился. Сказал, что он француз, упал со стула и вообще вел себя как пьяный. Я не желаю, чтобы он провожал тебя домой!
– Мама, он в полном порядке! Пожалуйста, не волнуйся…
– Но я не могу не волноваться! Какой ужас! Пожалуйста, пообещай мне, что ты не поедешь с ним домой!
– Я постараюсь, мама…
– Я не желаю, чтобы он провожал тебя домой!
– Хорошо, мама. До свидания.
– Смотри же, Пола! Попроси кого-нибудь тебя под везти.
Пола медленно оторвала трубку телефона от уха и повесила ее на аппарат. Ее лицо пылало от беспомощной досады. Энсон, растянувшись во весь рост, спал наверху, а на первом этаже ни шатко ни вал ко подходил к концу званый ужин.
За час езды Энсон немного протрезвел – когда они прибыли, он уже был просто слегка навеселе, и у Полы появилась надежда, что вечер не будет испорчен. Но после пары опрометчиво выпитых перед ужином коктейлей произошла катастрофа. Пятнадцать минут Энсон грубо и слегка оскорбительно разглагольствовал перед гостями, а затем тихо осел прямо под стол, словно пьянчужка со старой открытки – но, в отличие от старой открытки, эта картина выглядела ужасно и отнюдь не пикантно. Присутствовавшие девушки, казалось, ничего не заметили – происшествие было встречено полной тишиной. Дядя и еще двое мужчин понесли Энсона наверх, и в этот самый момент Полу вызвали к телефону.
Через час Энсон проснулся в тумане нервных мучений, сквозь который через некоторое время ему удалось разглядеть фигуру дяди Роберта, стоявшего у двери.
– Я говорю, тебе лучше?
– Что?
– Тебе лучше, старина?
– Ужасно, – сказал Энсон.
– Я сейчас дам тебе еще одну таблетку бромозельцера. Примешь и уснешь, как младенец.
Энсон с трудом спустил ноги с кровати и встал.
– Я в порядке, – глухо сказал он.
– Спокойнее, спокойнее…
– Дай мне коньяку, и я спущусь вниз.
– Только не это!
– Только это и поможет. Я уже в порядке… Кажется, натворил я дел?
– Все сочли, что тебе сегодня нездоровится, – неодобрительно сказал дядя. – Можешь ни о чем не беспокоиться.