захватывали все Поволжье; после же образования общины терского казачества и особенно с постройкой крепости Терки (1567 г.) влияние Москвы простиралось и на территорию нынешнего Северного Кавказа. Однако весь очерченный край за исключением больших речных долин фактически еще был в руках кочевых народов, с одной стороны – остатков Золотой Орды, а с другой – новых передовых отрядов крымских татар. С усилением крымской орды её кочевья распространились почти по всему Миусскому округу и дальше по Донцу. Следами этих кочевьев считают между прочим валы, рвы, крепости и развалины жилищ с правой стороны Донца выше Каменской станицы при балке Рыгиной (Донецкого округа).
С другой стороны подобно польско-литовским и московские окраины выделяли группу недовольных элементов, искавших в степях приключений и легкой наживы и одинаково опасных соседей как для татар, так и для мирных подданных Московского государства. В 1538 г. ногайский мирза Кельмагмед жаловался Ивану Грозному на их грабежи, в ответе на что царь отвечал:
«казанцы, азовцы, крымцы и иные – баловни казаки, а и наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят, и те люди – как вам тати, так и нам тати и разбойники».
К середине XVI в. эти выходцы в нижнем течении Дона уже окончательно сформировали своеобразную общину, о деятельности которой князь ногайский Юсуф писал царю: «холопи твои, некто Сарыазман словет на Дону, в трех и четырех местах городы поделали». Иван Грозный однако еще мог отвечать с полным правом: «те разбойники живут на Дону без нашего ведома и от нас бегают». Это и понятно, так как московская правительственная колонизация находилась еще слишком далеко в то время, именно близ Тульской укрепленной черты, и открыто принимать сторону таких отдаленных вольных колонистов было еще преждевременно. Затем в 1551 г. турецкий султан просил ногайского князя унять донских казаков, которые «с Азова оброк емлют и воды на Дону пить не дают».
Первые поселения казаков, о которых упоминалось в приведенных жалобах, были сосредоточены по низовьям Дона между Черкасской и Цымлянской станицами, т. е. были отделены большими промежутками от непосредственных московских владений, так как вольное казачество пока еще опасалось преследований со стороны московского правительства, действуя исключительно на свой страх и риск; но уже в конце XVI в. казачьи городки и зимовища были рассеяны сплошной лентой на протяжении 800 верст, от устья р. Хопра до р. Аксая, и несколько городков встречалось по р. Донцу.
По мере усиления налогового гнета и ухудшения положения крестьян, а также после разорения русской земли во время смут междуцарствия прилив на Дон беглецов из пределов Московского государства чрезвычайно усилился, отчасти пополняясь и выходцами из Малороссии. Наконец в 1667 г. сюда бежали раскольники, основавшие свои скиты по верховьям Дона, Хопру, Медведице, Бузулуку и Донцу.
О необыкновенном росте казачьего населения в течение XVII в. можно судить по тому, что в середине