Нового года оставалось время, несколько месяцев.
Неожиданно у Милы зазвонил тот самый новый телефон.
– Мужик. По звонку чувствую, что мужик. Считай до пяти и бери трубку! – скомандовала Фенечка.
– Да, – ответила Мила. – Это я. Да. Чем занимаюсь? Да ничем особенным, с подругой гуляем по Москве.
– Скажи ему, что подруга у тебя красивая…
– …да, только с подругой, она у меня красивая, ее зовут Фенеч-ка, то есть… Вы ее знаете. Нет, не с сайта, почему вы так решили?
На той стороне трубки что-то долго рассказывали, Тулупова только кивала.
– Понятно, – сказала Мила. – Да, приятно было познакомиться.
Людмила отключила трубку.
– Ну что? – спросила Фенечка-Наденька.
– Ты личность известная. Все про тебя говорил.
– Что?!
– Ничего – мозгов нет и не будет…
– Как звать экземпляра?
– Семен. Назвался Семен.
– Это тварь! Это тварь!!! Это такая тварь!
– Велел послать тебя далеко – далеко и надолго.
– И ты меня пошлешь?! – возбудилась Фенечка, и глаза у нее наполнились слезами, будто ее муж прямо сейчас собирал вещи. – Ты меня пошлешь…
Мила посмотрела на свою новую подружку и сказала:
– Привет! Я снова в Червонопартизанске!
– В каком Партизанске?
– Я там родилась. Там тоже все всех знают!.. Давай все ж напьемся… что нам какой-то Семен пятидесяти трех лет?!
– Он в завязке, поверь мне, – вставила Фенечка.
– Все-таки это был первый настоящий мужской звонок.
– Первый?
– Не считая тебя, конечно.
– Я люблю тебя, Милка, я люблю тебя! – И Фенечка-Наденька бросилась обнимать свою новую подругу. – Все! Навеки! Прости меня, дуру, ну, нет мозгов – и не будет! Забей мой номер в трубку – и навсегда! Я твоя. Но ориентация у меня правильная – только мужики!!! Зачем они нам нужны, нам и так хорошо?! Все, все, Мил, я больше не буду…
7
Стадо породистых черно-белых холмогорских коров прогоняли вдоль пионерского лагеря рано утром, когда еще все дети спали, и поздно вечером, перед ужином. Густым, оперным мычанием наполнялся воздух, становился еще влажнее, росистее, пахучее. Дети выстраивались вдоль забора и смотрели на неторопливо бредущих животных. Маленький мальчик в красной рубашке нервничал и прятался за спины.
– Вот бык, вот бык, сейчас он тебя увидит и бросится. – Одно дитя малое пугало другое, и каждый преодолевший свой страх казался себе умнее, взрослее и мужественние. – На красное, на твою рубашку. Во! Во… сюда идет, сейчас набросится…
Тулупова стояла рядом с забором – это был общий ритуал для младших и старших отрядов: кино в клубе показывали раз в неделю, а коров гоняли каждый день. Людмиле было понятно, почему длинный ряд детских лиц с неподдельным интересом на все это смотрел: да – небо закатное, да – березы белые, редкие, уходящие в небо, да – особенное чувство времени, лениво тянущегося, в которое вписывалась