потом четвертой… Никогда не забуду вопросы друзей: «А ты-то где?», и потом слова директора: «Извини, я сделал все, что мог». В тот вечер я первый раз напился. Я тогда не понимал, что люди с такой фамилией, как у меня, должны с детства готовиться к тому, что они будут на особом счету. Хотя мой отец еврей, в нашей семье всегда преобладали русские традиции (мама украинка). Мы никогда не говорили на идише, в синагогу я попал впервые, когда мне было двадцать пять лет. Но незнание, как известно, не освобождает от последствий.
Этот сюжет повторился в институте. Мне дали красный диплом, я был первым в списке на распределение, имел право выбирать любое место работы. Но представитель Министерства оборонной промышленности не оставила мне ни одного шанса: какое бы место я ни выбрал, она тут же сообщала, что все вакансии уже заняты. Работать в самом безнадежном месте, куда никто не решался подать документы, я отказался, хоть режьте меня, и покинул институт с открытым дипломом.
Описанные мною сюжеты отнюдь не эксклюзивны. Такие истории в советские годы происходили сплошь и рядом с тысячами обычных людей. Для кого-то они вылились в невыносимую тяжесть бытия, кто-то смог извлечь уроки и пойти дальше.
Лично во мне эти истории сформировали готовность к разным ситуациям. Чтобы ни происходило потом в бизнесе, в личной жизни, я был уверен, что психологическая устойчивость, подаренная советским прошлым, меня не подведет. И тем не менее мне не нравится фраза: «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее». Я не уверен, что человеку, особенно ребенку, нужны тяжелые жизненные испытания, ведь боль от пережитого и увечья – совершенно разные вещи.
Стремясь сберечь, сохранить свою душу, мы часто ищем внешние источники для восстановления сил и порой находим их в религии. Как и большинство людей, я верю в высшую силу, ценю и чувствую справедливость универсальных религиозных постулатов. При этом меня сложно назвать верующим человеком в традиционном смысле этого слова, просто потому, что я не следую общепринятым ритуалам в рамках отдельного религиозного направления, хотя с искренним уважением отношусь к чувствам и образу жизни верующих людей.
Так сложилось, в том числе в силу внешних обстоятельств, что моя собственная структура ценностей и жизненных правил сформировалась на основе христианства и иудаизма. Я рос в семье, объединяющей разные национальности, на стыке двух культур, и это во многом определило мою систему ценностей. Нельзя не отдать должное и советской системе, в которой выросли многие из нас, те, кто был по разнарядке сверху дистанцирован от религиозных основ. В этой ситуации мы были вынуждены сами отстраивать себя. И до сих пор я следую своим правилам, трансформация которых будет означать потерю моего собственного «я».
По своей природе я диалектик и исхожу из того, что любая мысль, облаченная в слово, это ложь. Я искренне верю в то, что абсолютно откровенный диалог возможен лишь с самим собой. Только внутри себя ты можешь попросить прощения и почувствовать