убедил, что можно.
Естественно, родители им гордились.
– Отец меня даже бить не разрешал, – объяснял Коваленко. – Старшим-то мать давала подзатыльника, да и ремнем могла… Нрав у нее крутой был…
Меня, естественно, никто пальцем никогда не тронул.
Вырос Леша на бандитской окраине Прокопьевска, где местная шпана тянула, что плохо лежит, и смолила бычки от нечего делать. А Леша ходил в библиотеку и брал воспоминания великих путешественников и пособия по химии. Под крики библиотекарши: «Тебе еще рано!» Выпросил у отца в свое распоряжение холодный сарай и оборудовал там лабораторию. Доставал какие-то реактивы, ставил опыты… Литература интересовала тоже, но, кроме советских писателей, на библиотечных полках стоял только Лопе де Вега. Полное собрание сочинений. Леша прочитал. Потом еще раз. И стал смутно подозревать, что интересных писателей гораздо больше.
Первым переломным этапом стала новая школа. Элитная по тем временам, с математическим уклоном. Леша победил в какой-то олимпиаде – и перевелся. И вот там его ждал сюрприз. В три ряда сидели в классе не те ребята, что курили на завалинке и сплевывали сквозь зубы, а такие же отличники. Наиотличнейшие какие-то отличники, один отличнее другого. Полкласса соревнуется за право попасть на Доску почета. Да и мало того! У них еще и своя компания сбитая, и девушки все красивые только с ними дружат, и книжки там у них из портфеля в портфель ныряют… Что-то он таких в прокопьевской библиотеке не видел…
И Коваленко стал брать эту высоту. Не мог он заснуть спокойно, не выучив параграфа, не прочитав заданного. А еще воображение бередила Лиза Боярина – первая умница в классе. Не ответить там чего-то у доски – когда она смотрит! – смерти было подобно.
Это сформировало его характер. Стремление быть не хуже других переросло в желание быть непременно лучшим. В школе, в вузе, в научной карьере, в поэзии. Не говоря уж о любовном поприще…
…Они его приняли. Как равного, а может, и как первого среди равных. Леша был старостой, как и потом в университете. Таинственные книжки стали гостить и у Леши под одеялом. При свете фонарика он читал Пастернака и Мандельштама, и тогда-то открылся ему тот самый мир, который должен же был существовать, непременно где-то и когда-то должен был. И тогда же в школьные тетрадки стали ложиться первые строки – про «лунные сны», «морозный воздух» и все то, с чего начинают молодые и влюбленные.
С Лизой у них до выпускного развивалась любовь-соревнование. Кто вперед учебник освоит… Кто лучше экзамен выдержит… А когда вступительные были сданы выездным комиссиям, Лиза выбрала Новосибирск, а Леша – томский мехмат. Уперлись оба, и никто не хотел ради другого поменять маршрут.
Коваленко всегда был очень упрям.
На первых каникулах они увиделись, но «все уже было не то». У него уже тогда появилась Ангелина. Одногруппница. Профессорская дочка. Поженились они на втором курсе. Кажется, в ту эпоху так было принято. Но свою последующую крамольную любвеобильность