и чужой безгрешности, но от того письма проняло и меня.
– Люди бывают красноречивы, – возразил Курт, – особенно когда пытаются спасти от смерти или пытки близкого человека.
– Не пойму я вас, – покривил губы в улыбке куратор. – Минуту назад вы заявили, что бамбергские служители должны сдать Сигнумы и торжественным строем прошествовать на казнь, а теперь выгораживаете их же?
– Я никого не выгораживаю, Хармель, никогда. Я лишь пытаюсь найти истину: она единственная имеет важность и значимость.
– Вот именно потому я и здесь, – кивнул тот уже серьезно. – Потому я говорю с вами, Гессе, потому, вы мне… нам и нужны. Именно вы, именно потому, что ради поиска истины вы пойдете на все и поступиться готовы всем и всеми… Что? – уточнил куратор, перехватив его взгляд. – Это правда. Истина для вас важнее собственной и чужой жизни; вы это не раз доказывали. Я не ваш духовник и, по счастью, вообще ничей, и не мне судить о том, насколько это красит вас как образ Божий; я лишь знаю, что как инквизитора это делает вас незаменимым.
– Нет незаменимых, – возразил Курт тихо. – Есть те, кого заменять никто не хочет… Так для чего вам я? Почему со всем этим вы обратились не к собственному руководству и не к своим сослуживцам?
– Обратился, отчего же нет. Было принято решение направить в Бамберг inspector’а, в чью задачу входило выяснение всех обстоятельств дела; говоря проще – проверить отчеты, если удастся – пообщаться с обвиняемым лично, а если же по какой-либо причине это не будет возможным, то с его дочерью, и в любом случае – с ведущими расследование служителями.
– И? – подстегнул Курт, когда куратор умолк; тот вздохнул:
– Наш inspector исчез. Через два дня после своего прибытия, еще до того, как успел отправить свой первый отчет. В городе он появился, представился обер-инквизитору и прочим служителям бамбергского отделения, но с кем беседовал в те два дня и где бывал – нам не известно. Из сообщения, присланного обер-инквизитором, следует, что однажды он просто вышел на улицу – и больше его никто не видел.
– Убит, – уверенно подытожил Курт, и Хармель поджал губы.
– Да, верней всего, – кивнул он тяжело. – Убит, а тело уничтожено или захоронено тайно; оно ведь – тоже улика, тоже след… Особенно если смерть была причинена методом необычным и это можно было бы обнаружить при осмотре.
– А своих вы проверяли?
– «Своих»? – переспросил куратор; Курт кивнул:
– Служителей из кураторского отделения. Напомню вам расследование все в том же Кельне – спустя год после нашей с вами памятной встречи. Тогда был выявлен предатель в ваших кругах, и допросить его не удалось – он, если не ошибаюсь, вскрыл себе вены, пока зондергруппа проникала в дом. Уверены ли вы в том, что больше таких нет, что ваши ряды чисты?
– Разумеется, нет, – вздохнул Хармель. – И разумеется, проверка идет. Мы проверяем в первую очередь всех, кто знал о направлении в Бамберг нашего inspector’а…
– А мне, если я верно вас понял, предлагается