Государство и право в контексте консервативной и либеральной идеологии: опыт ретроспективного анализа
в них сконцентрированы вечные истины и добро. Наша Конституция создавалась под эгидой благочестия и религии. Францией скоро будут править биржевики и спекулянты, которые составят бесчестную олигархию, которые похоронят все грезы о равенстве и правах человека.
Собственно говоря, так скоро и случилось. Именно поэтому итоги французской революции напугали многих тех, кто первоначально симпатизировал ей. Взять хотя бы Фихте, Канта, Гегеля и многих других.
Местр Жозеф Мари де (1753–1821 гг.) – публицист, политический деятель и консервативный мыслитель, родился в графской семье. Воспитывался иезуитами, изучал право в Туринском университете. Отрицательно относился к естественно-правовой теории, надеялся на восстановление монархии во Франции, отстаивал тезис о непрочности писаных конституций.
Человек, с его точки зрения, может много изменить, но он ничего не создает. Как же при этом он вообразил, что обладает властью создать конституцию? Иногда конституции появляются исподволь, благодаря стечению многих факторов, иногда у них один творец, который появляется как чудо природы и заставляет повиноваться себе. Отношение к конституциям основано на том, что:
– никакая конституция не следует из обсуждения, права народов никогда не бывают писаными, или, по крайней мере, писаные учредительные акты или основные законы всегда суть лишь документы, объявляющие о предшествующих правах, о которых можно сказать лишь то, что они существуют;
– поскольку Бог не счел своевременным употребить в этом деле сверхъестественные средства, он, по крайней мере, ограничивает человеческие деяния, с тем чтобы при образовании конституций обстоятельства были всем, а люди являлись только обстоятельствами;
– права народа в собственном смысле довольно часто вытекают из пожалований суверенов;
– чем больше пишется, тем более учреждение оказывается слабым. Причина этого ясна. Законы являются лишь заявлениями о правах, а права заявляются лишь тогда, когда на них наступают; так что множество писаных конституционных законов свидетельствуют о множестве потрясений и об опасности распада. Вот почему самым прочным учреждением непросвещенной античности оказалось утверждение Лакедемонии, где ничего не записали;
– ни одна нация не может даровать себе свободу, если она ее не имеет. Человеческое влияние не простирается за пределы развития существующих прав, которые, однако, недооценивались или оспаривались; если люди неблагоразумные преступают эти границы безрассудными реформами, то нация теряет то, что она имела, не достигая того, чего она желает. Отсюда вытекает необходимость лишь крайне редкого обновления, всегда проводимого с умеренностью и трепетом;
– свобода всегда была в каком-то смысле даром королей, ибо все свободные нации образованы были королями.
Де Местр говорит, что «конституция, которая создана для всех наций, для общечеловека, – как он выражается, – не годится ни для одной. Это чистая