кажется, что в восемь часов вечера Майкоп становится похожим на новогоднюю елку. В одночасье загораются огни, и где-то на самой верхней точке прилегающего Краснооктябрьского леса во всей красе начинает торжествовать телевизионная башня.
Город продолжает жить…
Мерем плавно перемещалась на своем коричневом Фольксвагене, который два года назад приобрела в кредит. Ей осталось еще четыре месяца, и автомобиль будет полностью в ее собственности. Совсем чуть-чуть, чтобы отпраздновать в кругу семьи имущество, заработанное самостоятельно. Этот автомобиль был ее интуитивным выбором, хотя внешне он выглядел явно мужским, не для такой маленькой девушки, какой была сама Мерем.
Сегодня она впервые не получала удовольствия от вечернего города, от неоновых вывесок магазинов, сменяющих друг друга на улице Пролетарская. В салоне автомобиля атмосфера буквально плавилась от негодования девушки.
«Какая же я дура! Как я могла создать аварийную ситуацию на ровном месте! Загляделась на мужчину! Видите ли, мне, идиотке, показался Тагир! Теперь мне в каждом мужчине мерещится он!».
Она остановилась на перекрестке между улицами Пролетарская и Победы. Не заметив, как слева красиво подсвечивается белое величественное здание концертного зала «Филармония», Мерем продолжала себя клясть.
«Нет, ну, куда это годится?! Если бы не Мурат, меня бы оплакивали сейчас мои родители. Какой ужас!…У меня уже медленно „съезжает крыша“. А тот парень, наверное, думает теперь, что девочка совсем с ума сошла. Остановилась и смотрит на него, как на звезду. Был бы это Тагир, он обязательно вышел бы и спас меня. Быстрее, чем Мурат. Кстати, как так получилось, что Мурат оказался на том перекрестке?»
Загорелся зеленый свет. Мерем плавно тронулась.
«Хотя Мурат-молодец. Он не только ключом покопается в замке, но и стакан воды принесет, успокоит….Вот только сидеть на корточках передо мной не надо было с этим злосчастным стаканом… Теперь Замира разнесет по всей администрации, что у меня с ним роман. Как меня раздражает ее привычка влетать в кабинет! Да и Мурат тоже хорош! Можно было встать и уйти, а не продолжать смотреть мне в глаза. С этим дурацким стаканом!».
Мерем никак не могла отойти от шока. Она винила, не Мурата, а себя. Мурат был ее собственной виной. И стакан с водой, и его взгляд, и вернувшаяся из поисков начальницы Замира, – все это было досадно вспоминать девушке. Ей было стыдно за себя и за глупую ситуацию, свидетелем которой были знакомые люди. Постепенно она начала забывать источник своих переживаний, и ракурс внимания перенесся с парня в припаркованном автомобиле на ее саму.
«Как же был прав папа… Ведь он же тебе, Мерем, говорил, – нельзя смотреть на парня дольше трех секунд. Говорил? Говорил! Папа тебе говорил, что черкесская женщина может посмотреть на незнакомого мужчину так, чтобы он этого не заметил. Говорил тебе, Мерем? Говорил! А что же ты?! Ты еще остановилась прямо на дороге!