став свидетелем такого страшного происшествия, от которого все члены его тряслись, словно в лихорадке, он ощутил раскаяние, это было слишком ужасно! Он не смог спасти несчастную и ее невинное дитя!
Может быть, он даже подвергнется наказанию, сделав донесение о случившемся.
Поезд давным-давно уже умчался и, наверное, уже достиг отдаленного города, а Туссум все еще стоял на коленях на песке возле своего фонаря. Никто во всем поезде и не подозревал о случившемся. Один он, Туссум, знал это, один он был свидетелем ужасного происшествия. Но вот до ушей его долетел тихий крик ребенка. Туссум прислушался – он не ошибся, это был плач дитяти. Через минуту он стал громче. Туссум сейчас же подумал, что, может быть, бедный брошенный на рельсы ребенок избежал смерти, хотя и тяжело ранен. Собравшись с духом, он встал с колен, взял фонарь и по рельсам пошел к тому месту, где лежали Реция с сыном. Он думал найти изувеченный, окровавленный труп, но – удивительно! – хотя Реция и лежала словно мертвая между рельсами, так что вагоны наверняка прошли через нее и ребенка, но Аллах спас несчастных, первый удар лишил Рецию чувств, ребенок же остался невредим и громко плакал.
Туссум прежде всего осторожно отнес обоих с опасного места и положил на песок далеко от рельсов, так что теперь они были уже в безопасности, затем взял фонарь и по рельсам поспешил к своему довольно просторному сторожевому домику.
– Харрем! – крикнул он, толкнув ногой дверь, своей сестре, уже спавшей. – Харрем, поди-ка сюда! Случилось большое несчастье.
– Несчастье? – спросила сестра Туссума, она имела очень сострадательное сердце и прежде, когда еще была побогаче, охотно делилась всем, что имела, с каждым бедняком.
Туссум рассказал ей о несчастном приключении.
– Может быть, можно еще помочь им, – сказала Харрем. – Пойдем. Отведи меня туда.
– Ребенок жив, но женщина или девушка, кажется, погибла, – заметил Туссум, провожая сестру к тому месту, где лежала Реция с сыном. – Она не шевелится.
– О Аллах! – вскричала старая турчанка, набожно сложив руки, она была богобоязненна и добра.
– Клянусь нашим божественным пророком, это было зрелище, какого я век не забуду!
– Ты и теперь, Туссум, бледен, как мертвец…
– Я еще весь дрожу.
– Аллах велик, – сказала Харрем. – Если будет на то его святая воля, мы застанем в живых обоих.
– Мы отправим их в город.
– В город? Теперь, ночью, Туссум? Ни за что я не могу допустить этого. Их надо перенести в мою комнату.
– Но если она умерла?
– Вот они! Ты слышишь голос ребенка?
– Он кричит так жалобно! Бедная, несчастная женщина! – сказала сострадательная Харрем при виде бездыханной Реции, в отчаянии ломая руки. – Какую нужду и горе должна была испытать бедняжка, чтобы искать здесь смерти и бросить в ее страшные объятия невинного крошку. Мы с тобой, Туссум, бедны, но есть на свете люди еще беднее нас.
И