султану подобной насильственной мерой поссориться с духовенством и этим дать грозное оружие в руки врагов.
– Ваше величество имеет в своем распоряжении меня и войско, – льстиво продолжил визирь, чтобы успокоить султана. – Теперь самая благоприятная минута. Всеобщее внимание устремлено на вассальные княжества, и войско внезапно выдвинулось на сцену. Войска вашего величества в образцовом порядке и душой и телом преданы своему повелителю, уж за это я ручаюсь.
– Ты говоришь о насилии. Я должен буду штыками и пушками придать вес своей воле?
– В назначенный вашим величеством день совершится этот переворот и, проснувшись на следующее утро, Константинополь найдет уже все оконченным, – продолжал Гуссейн. – Войска займут все важные пункты, шейх-уль-ислам и его советники будут окружены караулом, и новый закон о престолонаследии будет объявлен вашим величеством народу.
Абдул-Азис, по-видимому, находил удовольствие в заманчивой картине, которую рисовал ему военный министр, он задумчиво слушал его и позволил ему продолжать.
– Большинство слуг вашего величества стоят за этот план, противники же его и ненадежные будут в ночь накануне решительного дня арестованы в своих квартирах. Примкнув к новому закону, они тотчас же будут освобождены. Если народ возмутится, тогда выступят на сцену штыки: принцы будут отправлены в отдаленное место, а от имени наследника принца Юсуфа будут розданы народу деньги. Одним днем решится все и, не дожидаясь согласия шейх-уль-ислама, желание вашего величества будет приведено в исполнение.
– Я обдумаю твой план, Гуссейн-паша, – отвечал султан. Затем, отдав визирю еще несколько распоряжений, отпустил его.
Сади не мог дольше сдерживать себя. Как только Гуссейн вышел из кабинета, он бросился перед султаном на колени.
– О чем хочешь ты просить, Сади-паша? – спросил Абдул-Азис.
– Быть милостиво выслушанным вашим величеством, – отвечал Сади. – Речь Гуссейна не была речью верного слуги, умоляю ваше величество оставить его слова без внимания. Это были советы предателя.
Даже Гассан был удивлен этой неожиданной выходкой Сади, но тот следовал влечению своего сердца.
– Не отвергайте, ваше величество, моей просьбы, – продолжал он. – Внутренний голос говорит мне, что за словами этого визиря скрывается измена, фальшь, что заставляет меня трепетать – трепетать за жизнь вашего величества.
– Что ты сказал? – резко и сердито перебил молодого пашу султан. – Обвинение твое падает на испытанного советника и слугу моего трона.
– Внутренний голос не обманывает меня, я взываю о милостивом внимании вашего величества. Заманчивые предложения визиря фальшивы, а если и не так, то они результат заблуждения, последствия которого будут ужасны, – сказал Сади.
– Довольно, Сади-паша! – закричал султан. – Я извиняю твою опрометчивость твоими добрыми намерениями, но в этом случае просьба твоя опрометчива и недальновидна. Ступай!
Сади встал. Предостерегающий голос