чайной.
В качестве наказания я провел остаток дня вместе с Мишелем на крыше, где мы по очереди скребли токсичный и нетоксичный шифер. (Интересно, кто кого пытался отравить?)
Бриджит не вышла ни к apéro, ни к ужину (я приготовил пасту с соусом, в котором не было ни грамма свежих овощей), и Флоранс сказала, что Maman нельзя оставлять одну.
– Я не смогу пойти в Salle des Fêtes, – прибавила она. – Я должна остаться с мамой.
– Но ты-то хоть пойдешь со мной, Мишель? – спросил я умоляющим тоном.
– Ah non, ça m’emmerde. – Такие мероприятия его, видите ли, утомляют, если дословно, то «у него от них понос». В общем, то же самое, что «faire chier». У французов, кажется, серьезные психологические проблемы, которые тянутся из далекого детства, когда их приучали к горшку.
Короче говоря, вышло так, что я один топал по холмам в сгущающихся фиолетовых сумерках. Гигантские комары пытались сбить меня с ног и высосать всю кровь, но я отчаянно прихлопывал их и упрямо шел вперед, поднимаясь все выше и выше, к манящему галогенным сиянием Salle des Fêtes на центральной площади коммуны.
Своей конструкцией Salle напоминал подарок от Советской России года этак 1970-го. Он был модернистским и гордился этим – стеклянные стены торчали из земли под разными углами, напоминая траектории плутониевых частиц в первые тысячные доли секунды после ядерного взрыва.
Главный зал по площади превышал три-четыре вместе взятых теннисных корта, но из-за особенностей дизайна, в котором преобладали углы, свободного места для проведения праздников оставалось не больше десяти квадратных футов. Еще на подходе, заглянув в окна, я увидел, что это пространство полностью занято длинным столом из клееной фанеры, уставленным бутылками.
Я узнал всех, кого смог разглядеть: это были фермеры, к которым возил меня с визитом мсье Рибу. Только вот из имен мне удалось вспомнить лишь Анри и Жинетт.
Как только я вошел в распашные двери, меня, как положено, встретили ахами. Сначала раздался один возглас, потом еще один и так далее: численность хора голосов росла по мере того, как подключались другие, увидевшие, из-за чего все ахают.
С чего вдруг все они так рады видеть меня? – недоумевал я. Полагаю, причина не в том, что они наслышаны о моем покушении на Бриджит?
– Пол! – Рибу подошел ко мне и взял за руку.
Его собака крутилась в ногах. Так вдвоем они и проводили меня к столу, где я начал обход с рукопожатиями. Женщины тоже жали мне руку – видимо, потому, что для поцелуев я был слишком молод и слишком иностранец. Между нами лежала пропасть лет в тридцать, если не больше.
Было нестерпимо душно в этом абстрактном аквариуме. И неудивительно – солнце нагревало в нем воздух с первых дней мая, и вдобавок человек десять уже активно заменяли кислород табачным дымом.
Впрочем, кроме меня, никто, кажется, и не потел. Мужчины чувствовали себя вполне комфортно в своих воскресных рубашках, без пиджаков, а две дамочки и вовсе были в легких кардиганах. Я надел футболку, джинсы и вьетнамки, но чувствовал, что все, кроме вьетнамок, лишнее.
Мы подняли бокалы теплого красного вина и выпили за Ее Величество и в память о принцессе Диане (или леди Ди, как они ее называли).
Я