ночи я готовил речь. Утром переложение на машинку в двух экземплярах, с выражением прочитал жене и теще, одобрили.
Шеф ходил перед Ленкомом взад-вперед, как разминался на ринге, похож был на какого-то зверя, может быть, льва, который, не обращая внимания на зрителей, сосредоточенно вдоль решетки – туда-сюда. Подъезжали, подходили артисты, здоровались друг с другом и почему-то по одному подходили к шефу, как за указанием перед смертельной операцией, как будто шеф говорил каждому свое, другое… Всем же он говорил одно:
– Спокойствие и выдержка. Поддержите, если не будут давать слова.
Докладывал балбес Сопетов, первый заместитель начальника Управления.
– 61 спектакль, по количеству хорошо, по идее не так хорошо и правильно.
– Еще Энгельс так мечтал о драматургии.
– Почему такая страсть показывать теневые стороны, унылые, грустные. А где же произведения, зовущие вдаль, к светлому коммунизму, вселяющие уверенность, а не сомнения и растерянность, грусть у камина…
– Театр Ленинского комсомола вернулся к молодежной теме и занимает достойное место среди молодежных театров.
– Наметилось повторение опасных ошибок в Театре на М. Бронной, которые имели место в Театре Лен. комсомола.
– Повысить и укрепить роль директора театра как партийного руководителя, – призвал нас исполком Моссовета.
– Советский труженик получил теперь больше времени для культурного отдыха, и мы должны его этим отдыхом обеспечить.
– Будьте покойны, они этот график с ком. пунктуальностью выполнят.
Сопетов косноязычил в микрофоны час, а Ленин с задника кричал на трибуну.
Прения… Верх идиотизма, глупости, серости… Все заранее подготовлено, известно, кто и о чем будет говорить… На трибуну выходят люди, которые ни о чем серьезном, интересном не могут сказать, – профсоюзные деятели – Розов, Баркан, Некрасов.
Розов: Тем, кто вышел сейчас из зала, советская власть ничего не дала.
Баркан: Почему никто здесь не говорит о наболевших вопросах… Цыгане – неорганизованный народ, спектакль про войну, как цыгане… Это очень серьезные вещи, почему никто не говорит об этом… Я скажу… Даем прибыль и не можем ее использовать. Я не могу сформировать труппу как нужно… устарели формы театра, произведений. Я кончаю, я кончаю…
(На следующий день он вступил в партию.)
Некрасов: Давайте встретимся с драматургами. Нет хороших пьес, в чем дело…
20 мин. упрашивал организовать встречу с драматургами – паразит, идиот, прости, Господи.
Верченко[57] сказал об идейной бесперспективности Театра на Таганке.
Любимов: Кому приготовиться следующему?
Родионов: После выступления т. Верченко я все скажу… На этом разрешите собрание считать закрытым, подвести черту и зачитать резолюцию.
Любимов: Я прошу слова.
Родионов: Все, Ю.П., совещание закончило свою работу… и у меня нет ни одной записки… нет, есть одна анонимная.
Любимов: Анонимных записок не читаем.
Родионов: Тут