нашем случае он больше походил на шум, который производил бы Род Стюарт, если бы его заставили петь после недавно перенесенного свиного гриппа.
– Эндрю! – тихо позвал я, открывая дверь и протягивая ему кошачье печенье. Издалека он выглядел как Эндрю – та же аура, что у других Эндрю, у которых множество знакомых и которые очень пунктуальны.
– И-и-и-и! – завопил откуда-то из темноты Эндрю и пропал.
Он явно предпочитал вести дела на своих условиях: хотел получать от меня корм, но без того, чтобы пострадала его гордость, потому что принимает подачку. Однако мы оба понимали расклад. Если я вознамерюсь лишить его доступа к еде, то что-нибудь непременно придумаю. Эндрю должен быть с собой откровенен: как бы он ни рассматривал наши отношения, с моей стороны они все равно благотворительность.
Прежде мне уже приходилось испытывать подобные набеги. Интересно, какие обо мне ходят слухи в дикой среде? Так и представляю, как, встретившись у мусорного ведра, рассуждают два шелудивых котяры.
– Говорю тебе, старик, этот малый сущий простофиля, – утверждает один. – Я слышал, на прошлой неделе он отдал в Народную ветеринарную амбулаторию старую бархатную куртку и лампу, хотя мог бы получить в интернет-магазине по двадцать фунтов. Даже не устроил на кошачьем лазе магнитный замок. Его бывшая, та была без дураков, но ее здесь больше нет. А этот – растяпа. Живет один. Оставляет на ночь печенье в огромных раздатчиках. Врубает на полную громкость всякую чушь вроде «Deep Purple» и, конечно, не услышит, если кто-нибудь приходит его навестить. Набивайте брюхо в свое удовольствие.
– Но с ним же живет мохнатый черный хлыщ. Тот, что с женским именем Джин.
– Ты имеешь в виду Джанета? Нет. Путь свободен. Он откинул когти несколько недель назад. А те, что остались, настолько избалованы, что им безразлично, пришел ты или нет. Даже не убивают мышей – таскают в дом, вроде как хотят подружиться. Тот, что поменьше, с сердцем в виде слюнявчика, в жизни ни с кем не расправился. Однажды нечаянно сел на паука, так до сих пор переживает.
Я не мог не заметить, что Ральф, Шипли и Медведь демонстрировали к Эндрю полное безразличие. Шипли пару раз издал обидчивое подростковое «и-и-и-а», когда Эндрю бежал мимо него к кошачьему лазу, но тот же звук он не реже раза в час адресует мне. И даже банке с арахисовым маслом, которое я на прошлой неделе приобрел по сходной цене в супермаркете «Асда». Его возглас совсем не обязательно что-то означает. Однажды на пути к свободе Эндрю перепрыгнул прямо через Медведя, и тот, как всегда, не опускаясь до насилия, лишь поднял голову, будто спрашивая: «Это что за новости?» Больше всего удивляла индифферентность Ральфа, самого большого и крутого из моих котов. Пабло, уехавший жить с Ди, тоже был рыжим, и его вражда с Ральфом иногда приобретала накал, граничащий с состоянием расовой войны. Но теперь Ральф ленился открыть глаза, когда Эндрю пробирался в дом и занимался своими делишками.
Однажды я проснулся в три часа ночи от обиженного