кивнул я. – Многие так говорят.
В отличие от других котов Медведь не позволял вселенной праздно вращаться вокруг себя. Он внимательно и с волнением изучал каждую молекулу.
Ральф, наоборот, почти всегда излучал самодовольство: это животное любило себя до такой степени, что, выходя утром на прогулку, заявляло о себе в третьем лице. Но оба они ждали от меня чего-то. Нервничали в присутствии незнакомцев и чего-то у меня просили, только я не мог определить, что именно. Ральф был не из тех котов, которые довольствуются тем, что просто находятся рядом. Когда он забирался ко мне на грудь, то не признавал полумер. Требовал к себе персонального внимания и обожания. В одном отношении это было прекрасно: Ральф, вероятно, являл собой самого величественного из моих котов. Мне прожужжали все уши, твердя, какой он красивый. Ральф же умудрялся дать всем понять, что дарит особое удовольствие, разрешая погладить себя по своим роскошным бакенбардам. Но накопление опыта неизменно сопровождается риском. Подобно Джиму Моррисону на вершине славы группы «The Doors», он представлял парадоксальное соединение красоты и сомнительной личной гигиены. Ральф был из тех котов, которые, если бы им предоставили возможность самим заботиться о себе, были бы окружены роем ненасытных мух, сопровождающих их, как голодные чайки корабли.
Возможно, это объясняется степенью их обожания животного, которое по сути своей являет для них соединение льва и юного Уоррена Битти[2], но к Ральфу постоянно липнет всякая мелкая живность. Последний пример – вторжение на нашу кухню слизней. Разгар зимы и слизни – таких ассоциаций в моей голове никогда не возникало. Но именно в декабре их многоцветная команда поползла в дом через самую большую из множащихся дыр в стене, и они стали нагло попадаться на глаза. Сначала я заметил парочку шевелящихся в раздатчике кошачьего корма – омерзительные безрукие и безногие дети, играющие в жуткой отхожей яме. Спустя неделю обнаружил в миске, куда только что высыпал «Кантри крисп» из коробки, которой дней десять не касался, странную продолговатую коричневую ягоду малины. Но что больше всего возмущало – она шевелилась. Видимо, ознакомившись с другими котами и найдя их неподходящими хозяевами, твари принялись цепляться на спину Ральфа. Неприятное открытие, особенно когда я валялся перед телевизором на диване, а Ральф восседал на мне. Хотя эффект удавалось приглушить, если я представлял, что вижу гарцующую на маленькой лошадке змею.
Джанет – кота так назвали, потому что сорванцы с Ист-Энда, у которых Ди взяла его, заявили, что это кошка, – был моим вторым после Ральфа по неопрятности и отсутствию личной гигиены котом. Или даже первым, если принять версию Кати, что Ральф и Медведь вовсе не коты. Он таскает в дом старые фантики из-под конфет и пакеты из-под чипсов, которые находит плавающими на мелководье в прудике в глубине моего сада. Джанет может принести на своей шкуре целый гербарий разнообразных веток или немалую часть мастики со свежеогрунтованных