где никогда прежде не бывал.
Самым странным из этих новых мест стала «тюрьма».
По крайней мере, так называли ее Эдвард и Хорхе. Что это такое на самом деле – никто не знал. Располагалась она на юго-восток от Тусона, вблизи старого города, на краю давным-давно пересохшего пруда, заросшего травой и мескитовыми деревьями. Засуха прошлого года сделала район пожароопасным, и им поручили спилить сухостой, чтобы другая бригада на следующей неделе его вывезла.
Однако сперва Эдвард и Хорхе повели Ханта по крутой тропе вниз по склону. Спутанная колючая трава здесь вздымалась по пояс, и среди буйных зарослей возвышалось странное каменное строение, размером чуть больше деревенского сортира. Без окон – лишь ржавая решетчатая дверь навеки застыла полуоткрытой. Стены изнутри поросли мхом, каменный пол, влажный и скользкий, покрылся какими-то водорослями, словно в глубине под каменной будкой пробивалась из-под земли вода.
– Совершенно непонятно, что это такое и зачем оно здесь, – пояснил Хорхе. – Ясно, что «тюрьма» старая – должно быть, одних лет со старым городом; но в те времена она должна была быть под водой.
Эдвард приналег на дверь. Та не поддавалась.
– Я думаю, – сказал он, – запирали человека здесь, пока вода спадала, а потом уровень воды прибывал, и он тонул. Типа казни. Знаете, как с ведьмами – чтобы самим не проливать кровь.
– Может быть, – задумчиво кивнул Хорхе. – Очень может быть.
Даже ранним утром солнце пекло вовсю, и они не стали долго задерживаться – вернулись по своим следам к грузовику и принялись за работу. Однако весь тот день «тюрьма» не выходила у Ханта из головы, и, сам не зная почему, вечером он не стал рассказывать о ней Бет.
Не считая этого, они с Бет ничего друг от друга не скрывали. Отношения их шли вперед спокойно и плавно, словно у влюбленных в фильме-биографии. И в самом деле, они любили друг друга, хотя ни он, ни она не говорили об этом вслух; почему – Хант не совсем понимал, но собирался это исправить. После Эйлин он думал, что не скоро вновь завяжет серьезные отношения, но теперь понимал: с Бет он готов провести всю оставшуюся жизнь.
Однажды в пятницу вечером у дверей клуба, куда отправились послушать Джимми Дейла Гилмора, они встретили своего старого приятеля – костлявого парня в фиолетовой толстовке. Живой и здоровый, тот околачивался на автостоянке – видимо, занимался своим обычным ремеслом. Он заметил их, но не узнал – или сделал вид, что не узнал. И хорошо, сказал себе Хант. Этот парень определенно не из тех, кого стоит иметь в числе знакомых.
Интересно, в той-то, второй, больнице его приняли? Или выкинули на улицу, словно какого-нибудь нищего у Диккенса, отрезав: «Без страховки не принимаем»?
Впрочем, раз он жив-здоров, очевидно, кто-то где-то его все-таки вылечил, сказал себе Хант. Впрочем, если громко окликнуть сзади, парень, быть может, не обернется – вряд ли он теперь слышит тем ухом, которое в больнице отказались лечить.
Сам