вздорные выкрики чаек, плеск набегающих волн. Рядом лежит бесполезный «Майн Кун»… Плохо, очень плохо, хуже некуда! Грандиозный замысел провален! Грустно мне, грустно, погладьте меня!
Мурчавес, как в тумане, встал и сделал шаг навстречу волнам. Сейчас они его подхватят, понесут на глубину, швырнут о скалы, он будет до последнего грести, потом силы оставят его, и он медленно опустится на дно. Там его встретят огромные рыбы, хищные самовлюбленные креветки, к нему присосутся моллюски, и все вместе будут терзать его полное тело. «А! – будут говорить они беззвучно. – Ты не щадил нас наверху и теперь внизу расплатишься за это!»
Мурчавес тронул воду лапой и отдернул. Вода была ужасно мокрая и ледяная. Внезапно о камень хлестнула волна, и на кончиках его усов повисли брызги. Он с отвращением подергал шкурой и отступил. Умереть, оно, конечно, круто. Но нельзя ли как-то по-другому? Свет на Мурдыхае клином не сошелся, не захотел поддержать – и не надо, есть авторитеты и поавторитетней.
Мурчавес выгнулся, по очереди вытянул задние лапы, подхватил свой объемистый труд и резво побежал обратно в гору, к святым котцам. Для начала он решил пойти к котометанам – как-никак свои, единоверцы. Хотя по большому счету ему было совершенно все равно: он был котом не очень-то религиозным.
Котометанский храм располагался на скале; перед рассветом, в полдень и в закатный час Верховный Жрец карабкался на самую вершину, вставал на край и, плотно прижимая уши, кричал свое раскатистое мяу. Заслыша этот неуемный голос, мурчалойцы открывали сонные глаза, обращали морды на восток и засыпали.
Он застал Верховного Жреца за трапезой. Котята-служки, выстроившись в ряд, подносили белому расплывшемуся персу аппетитную мышатину и птичьи головы. Жрец подвешивал блюдо на коготь, смотрел на него с вожделением и отправлял в огромный рот. Жевал, облизывался – и снова протягивал лапу.
Мурчавес склонил свою гордую голову и положил перед Верховным голубиное крыло, найденное по дороге. (Перо он зацепил когтем, потому что зубы были заняты «Майн Куном»; часть пути пришлось преодолеть, ковыляя на трех лапах.)
– Это тебе, о служитель, – сказал Мурчавес сладким голосом. – Прими мое скромное подношение.
Жрец вопросительно взглянул на крылышко:
– А ты уверен, что оно халявное?
– Я, святой котец, из Мурчалоя! Ты, наверное, знаешь меня: я Мурчавес. И мне известны принципы халявности.
– Хорошо, отложим твое крылышко на ужин. Ты, наверное, пришел поговорить о чем-то важном? Подожди немного, я доем, и мы с тобой начнем беседу.
Ждать пришлось довольно долго – после птичьих голов принесли черепашьи яйца, за которыми последовала заячья лапка, недоеденная лисами. Мурчавес сглатывал слюну, он с утра не ел и здорово проголодался – кто бы знал, какой самоотверженности от него потребовало крылышко! Дотащить его и даже не погрызть…
Жрец промокнул подорожником морду, смачно вылизал лапы, каждую перепоночку отдельно, и с достоинством сказал Мурчавесу:
– Я