суп и что-нибудь экономичное, например яичницу без яиц или суррогатную рыбу…
– Господи помилуй, что такое «суррогатная рыба»?
– Если не ошибаюсь, рис и немножко анчоусового соуса. Флоренс такая умница.
– Просто чудо. Я привезу бекон и что-нибудь еще. Заодно можете пользоваться моим мясным пайком, когда я приеду, мне и так хватает. До встречи, тетя Софи.
В Борне не было станции. Пассажиры выходили в Перрис-Холте и шли две с половиной мили по дороге, если не знали короткого пути, либо милю с четвертью по полям, если знали. Единственным новшеством со времен детства Гарта стали появившиеся на поле высокие опоры с электрическими кабелями, уродливые, но, несомненно, полезные. Сам по себе Борн ничуть не изменился. По-прежнему по обочине деревенской улицы бежал ручеек, через который жители переходили по плоским камням, принесенным с развалин аббатства. Домики с низкими крышами и маленькими окошками были, как всегда, неудобны и живописны. В садиках теснились георгины, настурции, флоксы, подсолнухи, алтей, на задних дворах виднелись аккуратные грядки с морковью, луком, репой, свеклой и капустой, в тени старых фруктовых деревьев, которые сгибались под тяжестью яблок, груш и слив. «Урожайный год», – отметил Гарт.
Было малолюдно – кто-то посмотрел и улыбнулся, кто-то кивнул и поздоровался. Ну и старый Эзра Пинкотт, позор огромной семьи Пинкотт, вразвалку вышел из Церковного проулка, направляясь в паб «Черный бык», где намеревался провести остаток вечера. Гарт подумал, что по крайней мере Эзра не изменился ни на волосок. Впрочем, в худшую сторону меняться было уже некуда, а о лучшей, как все знали, Эзра не задумывался ни на мгновение. Он едва ли мог сделаться еще грязнее и отвратительнее – веселый мошенник, искренне довольный собственной жизнью и репутацией самого ловкого браконьера в целом графстве. Никто ни разу не поймал Эзру на браконьерстве, но он во всеуслышание говаривал, что мясной паек ничуть его не смущает. Лорд Марфилд, председатель суда, однажды высказал мнение, что Эзра уплетает на ужин фазана гораздо чаще, чем он сам.
Гарт окликнул:
– Привет, Эзра!
Тот в ответ закатил глаза и подмигнул, а затем, шаркая ногами, подошел и поздоровался.
– Скверные времена, мистер Гарт.
– Ну, не знаю.
– Скверное пиво, – с горечью продолжал Эзра. – Стоит вдвое дороже прежнего, и, чтобы захмелеть, выпить надо втрое больше. Вот что такое, на мой взгляд, скверные времена. Я сейчас, как ни бейся, не могу напиться.
Он зашаркал дальше, а Гарт собрался перейти на другую сторону. Но тут же Эзра обернулся, подмигнул опять и сказал:
– Как говорил старик священник, если долго мучиться, что-нибудь получится. Но, ей-богу, прямо из сил выбьешься.
Церковь стояла на противоположной стороне улицы, фасадом к домам. Квадратная серая башня, старые покосившиеся надгробия во дворе. Сразу за церковью начинался общественный выгон, по одну сторону которого тянулись деревенские дома, а по другую, за оградой, обитал священник. Там же, в маленьких коттеджах, в пору детства Гарта жили доктор Мид и несколько пожилых дам.