и даже вынуждена была – явно с большим усилием – сесть. Сэр Уолтер некоторое время дожидался ответа, однако, когда приступ закончился, мисс Уинтертаун вновь легла и обессиленно закрыла глаза.
Мистер Норрелл дивился, почему никто не предложит ей помощь. Казалось, это своего рода заговор: всеми силами отрицать, что бедняжка больна. Никто не спросил, принести ли воды. Никто не посоветовал ей лечь в постель, хотя мистер Норрелл, сам часто болевший, подумал, что покой был бы для нее полезней всего.
– Мистер Норрелл, – сказал сэр Уолтер, – я не совсем понял, что именно вы нам предлагаете…
– О! Что до частностей, – отвечал мистер Норрелл, – я знаю о войне столько же, сколько генералы и адмиралы – о волшебстве, однако…
– …но в любом случае, – продолжал сэр Уолтер, – магия малопочтенна, сэр. Она не… – сэр Уолтер замолчал, подыскивая слово, – солидна. Правительство не может связываться с такого рода вещами. Даже наш с вами невинный разговор, если получит огласку, причинит нам определенные затруднения. Честно скажу, мистер Норрелл, если бы я знал, что́ вы собираетесь предложить, я бы не согласился на встречу.
Все это было сказано самым любезным тоном, но… о бедный мистер Норрелл! Услышать, что магия малопочтенна, было для него тяжелым ударом. Узнать, что его ставят в один ряд с дримдичами и винкулюсами сего мира, – сокрушительным. Тщетно он убеждал собеседника, что всеми силами старается вернуть магии былую роль, тщетно совал сэру Уолтеру свои предложения по упорядочению деятельности английских волшебников. Сэр Уолтер не захотел на них даже взглянуть. Он покачал головой, улыбнулся и сказал только:
– Боюсь, мистер Норрелл, я ничем не смогу вам помочь.
Вечером, приехав на Ганновер-Сквер, мистер Дролайт вынужден был выслушать жалобы мистера Норрелла на крушение всех надежд, связанных с сэром Уолтером Поулом.
– Ну, сэр, что я вам говорил? – вскричал Дролайт. – Бедный мистер Норрелл! Как нехорошо с вами обошлись! Искренне сочувствую. Однако я нисколько не удивлен! Мне всегда говорили, что Уинтертауны – напыщенные снобы!
Впрочем, как мне ни прискорбно об этом писать, в характере мистера Дролайта присутствовала некоторая двуличность. На самом деле слова сочувствия были не совсем искренни. Проявление независимости возмутило его, и он вознамерился наказать мистера Норрелла. На следующей неделе мистер Норрелл и мистер Дролайт посещали лишь самые тихие обеды. Если мистер Дролайт и не довел дело до визитов к своему сапожнику или к старушке, которая протирает памятники в Вестминстерском аббатстве, он старался возить мистера Норрелла к людям по возможности малозначительным и не пользующимся влиянием. Таким образом Дролайт рассчитывал создать у мистера Норрелла впечатление, что его чураются не только Уинтертауны и Поулы, но и весь свет. Тогда, возможно, Норрелл поймет, кто его истинный друг, и согласится наконец показать те мелкие фокусы, которые Дролайт обещал знакомым много месяцев назад.
Такие надежды лелеял лучший друг мистера Норрелла, но, к несчастью