междометиями, к счастью, волн не было, а то не удалось бы пришвартовать лодку к катеру. Валерьян Юрьевич закрепил веревку, кинул Панасонику рюкзак, баул, открыл термос и поставил его на сиденье, рядом положил крышку и, распаковав, уложил бутерброды. После он спрыгнул в лодку, отвязал веревку и сказал:
– Готово. Грести сам буду.
Они менялись местами, когда вдруг сверкнула молния, будто рядом с лодкой произошел разряд, Панасоник в плащ-палатке образца сорок третьего года прошлого века чуть не упал в воду, запутавшись в полах:
– Ой, ё!.. – Раздался оглушительный раскат грома, Панасоник съежился. – Ё-моё! Греби, Юрьич, а то по нам врежет. Ишь, непогода разгулялась. Катер не жалко бросать?
– Жизнь дороже.
Валерьян Юрьевич потер ладони о колени и взялся за весла. Вокруг плескалась и подпрыгивала вода, как живая, на дне лодки образовалась лужа, а ему стало весело, он с воодушевлением работал веслами. Вскоре огни на катере растаяли в завесе ливня, Панасоник же, вглядываясь в берег, который надежно укрывала стена дождя, попросил:
– Ближе подгреби, а то не видать ничего. Лодку я взял за стольник, у меня своей нету, поставить ее надо на место. А мы пешком через верх отправимся.
– Почему через верх?
– Не пройдешь берегом, камышом все заросло, за ним крутой подъем в гору, а тропок там нет, только сразу за лодочной станцией. Греби, греби, ага. Я скажу, куда причалить. Ты по кладбищу ночью не ходил?
– Нет.
– А придется. – Панасоник засмеялся и закашлялся одновременно.
Марат втягивал голову в плечи во время сверкания молний и раскатов грома, потом бурчал, мол, все люди как люди, у теликов сидят, в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, а им неймется. Лиля переодевалась в наряд призрака, игнорируя бурчание, нацепила черную маску на лицо, накрылась курткой и смело вышла под дождь, приказав Марату:
– Свет в салоне не включай.
– Хочешь, чтобы я умер от ужаса?
– Наоборот, – невинно улыбнулась она. – Покойники выйдут из могил и не заметят тебя, мимо пройдут.
Хихикнув, Алик последовал за ней. Блуждая по кладбищу, Лиля выбрала самую высокую точку – надгробие с огромным каменным крестом, после чего встала с Аликом под дерево в ожидании путников. Не мокнуть же зря под ливнем.
– Подсветку взял? – спросила она.
– Какая, к черту, подсветка? Хочешь, чтобы на тебе замкнуло? Молнии сверкают, вот тебе вся подсветка, так даже натуральней. Кстати, во время грозы под деревьями нельзя стоять, чаще всего молнии попадают в деревья.
– Думаю, молнии обходят стороной это место в отличие от людей.
Оба рассмеялись.
Когда Валерьян Юрьевич с Панасоником поднимались по склону, навстречу им двигались два молодых человека с цилиндрическими рюкзаками за плечами. Тот, что шел вторым, всю дорогу недовольно бубнил, словно старая бабка:
– Неподходящее время ты выбрал. Что мы там разглядим? Ни хрена, вот попомнишь. В ненастье окна закрывают наглухо, носа не высовывают…
– Заглохни, –