током. Смотрят под ноги или в новомодные гаджеты. Городской муравейник.
И каждый день я задаю себе один вопрос: «Что я здесь делаю? Зачем мне это нужно?»
Гитара сама просится в руки. Она моя старая подруга, понимает меня с полуслова. Мы снова в переходе.
Мама каждый день твердит одно и тоже, друзья смеются:
– Да брось ты эту ерунду, лучше бы учился.
– Ты случайно не с «Голоса» сбежал?!
– Нищие с паперти пришли!
Так легко затоптать и осмеять мечту:
– Да куда тебе, ты еще слишком молодой! Да куда тебе с твоим голосом? Зачем тебе это надо, найди нормальную работу и живи как все.
Только не хочу я на телевидение. Просто я хочу петь. Я знаю – меня услышат.
Улыбка – лучшая награда для меня. Прохожий остановился и слушает. Из потока серых мыслей его позвала тонкая нежная мелодия. Хмурое лицо светлеет, он улыбается. Я принес лучик света в его жизнь. Ради этого я готов петь в темном переходе.
Пройдет время, и я стану таким же уставшим и циничным, как все. Буду смеяться над чужими мечтами и учить жизни молодежь. Только не сейчас. Моя мечта со мной.
Нити судьбы
Елена брела по сугробам в дальнюю деревню. Она несла соседям угли в маленьком чугунном котелке.
Умерла старая тетка, а для Елены не стало места в избе. В родном доме как прислуга. В трескучие морозы ребятишки да старики у печки греются да едят лепешки. А Елена вечно на холоде: то белье полощет в ледяной проруби, то воду таскает, то дрова из зимнего леса везет на скрипучей сломанной телеге.
Стояла лютая стужа, снег валил огромными хлопьями. Зима в этом году выдалась ледяная и суровая. Поднялась такая вьюга, что впереди видна только белая стена снега. Ветер заунывно выл. Быть может, это души умерших приходят на землю, чтобы повидать своих близких.
Елена завязла в снегу по грудь, глаза слипались от усталости. Она уже не чувствовала рук и ног.
Девушка с тоской подумала:
– Воз замерзну в лесу, и никто не заметит. Будут радоваться: не кормить лишний рот. Заберет меня тетушка с собой на Небо.
Вдруг уголек выскочил из котелка и больно обжог ногу. Девушка подскочила, уронила котелок, и все угли упали в снег, зашипели и погасли.
Почти стемнело. Елена села в сугроб и заплакала. Слезы застывали льдинками на щеках, ветер больно хлестал по лицу. Вдруг она увидела огонек.
Посреди поля стояла убогая полуразрушенная избушка, из крыши торчала черная обгорелая труба. Елена с трудом открыла тяжелую дубовую дверь замерзшими руками.
В избе горела лучина, в полутьме Елена разглядела маленькую старушонку. Она сидела на скамейке и пряла.
– Ну что, дошла, милая! Замерзла? Я ждала тебя – сказала она дребезжащим голосом, не поднимая глаз на девушку, – садись на лавку да погрейся, коли пришла.
Елена села и стала разглядывать это чудное место. Закопченная темная горница, посреди круглая печь из битого кирпича. И везде – на деревянном столе, на грязной убогой лежанке, на полу – шерсть и нитки. Разноцветные клубки валяются.
– Ну что, молчишь? Рассказывай.
Пока девушка собиралась с мыслями, что ответить странной бабке, она продолжила с насмешкой:
– Что, выгнали тебя из тебя из дому? Оставайся у меня, будешь мне служить. Куделю распутывать да новый узор вязать.
– Бабушка, а зачем тебе эта куделя? На рынке что ли торгуешь? – осмелилась подать голос Елена.
Бабка посмотрела на нее и хрипло засмеялась:
– Полотно это непростое не продается. Развяжешь, распутаешь узел, изменишь судьбу человека. Видно, сильно запуталась твоя судьба, раз дорога тебя привела. Сюда просто так не приходят.
Тишина, только ветер завывает в трубе. Елена стала разглядывать бабку.
Сгорбленная старуха с крючковатым носом, седые волосы, на плечах рваная шаль. Синие ясные глаза и пристальный взгляд, от которого бросает в дрожь.
Елена с изумлением наблюдала, как под руками старушки порванное шерстяное полотно восстанавливается, нити сами вставали на место, образуя красивый узор.
Вдруг бабка запела заунывную песню тонким голосом на незнакомом языке. В печке потрескивали дрова. Ветер выл в трубе.
Елена так устала, что легла около печки на ворох шерсти и уснула. Утром бабка грубо растолкала ее:
– Эй, вставай, соня. Пора работать? Думаешь, пришла, бездельничать будешь?
Елена села на лавку и бабка ей сунула в руки черное колючее шерстяное полотно и тонкие спицы.
Елена попыталась распутать нити, но ничего не получилось. Грубые колючие нити режут пальцы почти до крови, рвутся в руках. Из глаз льются слезы.
Долго пыталась Елена, сколько времени прошло, не знает. В избушке темно целый день, не заходит сюда солнце.
Бабка