надо признаться, гораздо более умело, нежели московская полиция в деле г-на Каминского; однако же, чем дело кончилось?
Это был, говорят, единственный серьезный провал оного Мишки Япончика. На другой день ювелир Гершман получил рогожный куль, в котором покоились останки его мальчика, присланного расчлененным на куски. В тот же день люди Япончика обнаружили в одном из подвалов на окраине города фирменный, так сказать, знак Черного Аспида – двух его застреленных подельников, тоже залетных, поскольку никто из одесситов их не знал. Да никто из здешних и не пошел бы на такое злодейство. Снова отдам Одессе должное – даже еврейские погромы прекратились в те дни.
(Упомяну, кстати, что, по сообщениям, один из убитых залетных был черен как смоль, второй – блондин славянской внешности. Узнав об этой подробности, я вспомнил, что убитые после московского злодеяния в доме Каминских Колька Ситный и Сеня Разгуляй тоже имели совершенно противоположный друг дружке окрас: цыган Колька был жгучий брюнет, природный русак Разгуляй – блондин с голубыми глазами. Такая же разность мастей у убитых подельников Аспида наблюдалась и в других городах России, где он оставил свои кровавые отметины. Да, у этого упыря, безусловно, имелся какой-то свой эстетический стиль!)
Разумеется, все одесские бандиты, на этот случай, объединившись, вынесли злодею, как было и в других городах, смертный приговор. Тут, в Одессе, где едва ли не каждый закуток в той или иной степени находится под надзором бандитской братии, где-нибудь отсидеться даже несколько дней наш Аспид не мог, и я не сомневался, что он, по своему обыкновению, поспешит немедля покинуть город.
И вот тогда я, благо, находясь на месте, принял самостоятельное решение: самому с ходу включиться в это дело.
Конечно, мое решение полностью противоречило уставу Тайного Суда, – а согласно этому уставу, Тайный Суд не мог вмешиваться в дела, которые относятся к ведомству государственных служб, занимаясь лишь теми, где эти службы сами покровительствуют преступнику; к тому же, палач мог приступать к своим обязанностям лишь после того, как Тайный Суд в полном составе вынесет свой вердикт; – но тут просто случай был совершенно особый. В радивость полиции (особенно одесской) я ни мгновения не верил, во всяком случае, куда надежнее было положиться на приговор суда бандитского, – но, как я чувствовал, этот Аспид и бандитов сумеет перехитрить.
В собственные навыки я верил гораздо больше, к тому же к аспидам у меня еще с Африки вообще свой счет: уж скольким я там, в Трансваале, поотрубал башки – и не перечесть!
Дабы не совсем уж пустить «под ноль» существующую в Тайном Суде субординацию, я все же особым шифром телеграфировал в Москву председателю Суда Андрею Исидоровичу Васильцеву о своих планах, но лишь в самых общих чертах, так что вмешаться в мои действия он теперь не имел возможности.
Конечно, Черный Аспид мог бы исчезнуть сразу же