Эдуардовна заболела. Утверждает, что болезнь серьёзная, давление критическое, и он бы хотел провести последние часы с мамой.
Алиса вылила воду из другой туфли и, скривившись, засунула ноги во влажную обувь.
– Хм? Странно, – удивилась Даша. – У тромбониста мамочка помирает, а ты не сопереживаешь.
У Алисы имелось одно, непонятно каким образом обретенное качество. Она была патологически честна и всегда требовала, чтобы близкие люди говорили ей правду. Если спустя время узнавала, что кто-то солгал ей, любые отношения, будь то любовь или дружба, рушились без надежды на восстановление. Родственники и друзья, помня про этот порой обременительный пунктик, предпочитали в критические моменты промолчать или уклониться от ответа, но не лгать.
– Он – не тромбонист, а дирижёр, который врёт, – звенящим голосом отреагировала Алиса. – Или оба врут. Сегодня на репе…
– …репетиции, – автоматически перевел Эдик.
– …больная…
– …Софья Эдуардовна. – Младший Громов не знал отдыха.
– …да, на репетиции, сошлась врукопашную с рабочими. И победила.
– В бреду была тетка. В горячечном, – выдал версию Эдик.
Но Даша терпеть не могла заносчивого Виктора и его надменную мамашу, а потому с удовольствием резала правду:
– Ты уже второе лето со своим тромбонистом едешь на Ривьеру. И каждый раз за день-два до поездки случается затычка.
– Форс-мажор, – синхронист держал планку.
– Он – дирижёр, – поправила Алиса.
– Витёк еще не вырос. Его мама не пускает, – принял подачу Эдик и залихватски покрутил на пальце зонт. – Тридцатый годок мальчику пошел. Самое время уберечь от недостаточно талантливой…
– …недостаточно красивой и недостаточно утонченной девице, – согласилась Алиса.
– Да, тонкая ты! Просто задолбала Витькину мамочку этой ежегодной колбасней с морем. Отвали от тетки! – приказала Громова.
– Алиса, отстань от Софьи Эдуардовны!
«Недостаточно талантливой» стало тревожно. Конечно, дуэт Громовых имел солидный опыт в исполнении партий на два голоса, но очень коротких. Длительная солидарность, как фальшивая нота, резала слух. Даша явно что-то задумала: рука подруги непроизвольно тянулась за сигаретами. Эдик, в свою очередь, был слишком разговорчив и чем-то смущён.
– Курить вредно, – заявила Алиса и поднялась со скамейки, чтобы отобрать смертоносную пачку. Она ненавидела сюрпризы, а потому решилась на провокацию.
– Это ты у нас вредная, Шуйская! – Подружка возмутилась и спрятала сигареты за спину. – Руки, фу! Катаешься со своим оркестром по Европам, а у нас беда.
Извернувшись, она вытащила сигарету, но некурящая Шуйская оказалась ловчее: отобрала и добычу, и источник.
– Это ты у нас катаешься непонятно с кем, а я работаю до поздней ночи. Какая беда?
Она отступила к скамейке. Раздосадованная подружка мотнула головой в сторону Эдика.
– Вон беда стоит. Дедов «Москвич» продал. Если бы не продал…
Она сжала