неожиданный момент и других подведет. А все равно: кто несколько раз отказывался – избавлялись.
– У всех бывает, – подтвердил Зибров. – Разливай, чего телишься. Иногда прямо печать на лице.
Черемисов заржал:
– У тебя и так имеется.
– Да пошел ты. Подумаешь, рябой, зато шустрый. Правду говорю. Заранее знаешь – этот не жилец. Вот и думаешь: а у тебя такого нет? Не, вы как хотите, а я любыми путями домой. С меня на всю жизнь хватит. Хочу тихой семейной жизни.
– Какое домой! – удивился Ян. – Мы влипли. С временным званием можно под приказ. Для постоянного совсем другие правила. Теперь лет десять под погонами. Солдат распустят, а нас – один ваш Аллах ведает когда.
– Не каркай, – с отвращением возмутился Черемисов.
– А что? – удивился Гусев. – Я согласный. На готовых харчах, и с жалованием. Не стреляют, в атаку ходить не надо. И нечего рожу кривить. Попробовал бы, как у нас, покорячиться.
На маленьком клочке земли три семьи. Еле на прокорм хватает, а уж купить обновку – так одни мечты несбыточные. Не-а, в армии лучше.
– И думать не надо, – сообщил неизвестно кому Черемисов.
– Дурак. Надеешься, война кончилась – тебя с твоими наградами заждались? Кому ты нужен? Попервости порадуются, песни споют, стакан нальют, а потом – работать до седьмого пота. Никто за тебя кормить семью не станет. Ничего не изменится. Только хуже станет.
– Это почему?
– Люди к крови привыкли и бояться начальства разучились. Однова живут – война спишет. Она кончилась, а привычка осталась. Что раньше кулаками выясняли или глоткой брали, так сейчас сразу завалят, – убежденно сказал Гусев. – И я с превеликим удовольствием кой-кому башку оторвать в родной деревне не прочь. Не хочу, но ведь терпеть не стану.
– Испортила нас война, – объяснил Ян. – И хуже всего – нам не заметно. А вот люди скоро шарахаться станут. Всегда ждешь – потом будет лучше. А это еще неизвестно.
О, какими были б мы счастливыми,
Если б нас убили на войне[8]… —
продекламировал.
– Поэт, – с отвращением признал Черемисов. – Додумался твой лейтенант тоже такую хрень писать.
– А что, неправда? Война кончилась, счастье всеобщее настало? На фронте говорить можно, не опасаясь доносчиков. Где враг, всем известно: за нейтралкой. А завтра начинается новая-старая жизнь. Что нам до того, что генерала объявят гением и великим полководцем? Нам посчастливилось остаться целыми и живыми. Вот и все. Ордена кушать не станешь. Разве по пьяни хвастаться и жаловаться, когда зажали. Кому-то вручили – тебе нет.
– Это нам знакомо, – одобрил Черемисов. – Командиру полка орден, а нам – шиш.
– А Гусев прав, – сказал Зибров, разливая остатки по стаканам. – Не так уж и глуп наш теленок. Убивать станут. Так просто это не вытравишь. Руки помнят, и инерция.
Тот презрительно хмыкнул. Этих ученых слов он не понимал, но прекрасно представлял последствия приезда