закончил 40 лет назад (отсюда и юбилей), в 1975 году и напечатал только на Западе. Эта книга была для него решающей, именно с ней он приехал в Америку. Об этом сегодня имеет смысл вспомнить в связи с публикацией переписки Аксенова и Бродского, вошедшей в сборник воспоминаний об Аксенове, о котором я только говорил. Но об этом казусе я хочу, чтобы рассказали вы.
Соломон Волков: Я внимательно прочел эту переписку, и она мне показалась по многим причинам чрезвычайно любопытной. Во-первых, публикация переписки писателей современных, к которым мы относим и Аксенова, и Бродского, – это вещь редкая пока что еще. <…>
Тут дополнительный интерес этого в том, что переписка эта очень откровенная, как я считаю, с обеих сторон, а со стороны Аксенова, я бы даже сказал, шокирующая. Во многих смыслах, она высвечивает и то, что мы называем персоналии, то есть личности и одного и другого, и ту очень непростую, я бы сказал, драматичную коллизию, которая между ними сложилась. Мы с вами, разумеется, об этом знали и до того, как эти письма увидели, потому что с Бродским об Аксенове я как раз специально не говорил, но отношение Аксенова к Бродскому для меня отнюдь не было секретом. Аксенов говорил мне много и очень с большой горечью об отношениях с Бродским.
Александр Генис: Давайте объясним, в чем коллизия. Дело в том, что Аксенов приехал с романом „Ожог“ как с заявкой на большую американскую славу. Я знаю об этом еще и потому, что я встречал Аксенова, когда он приехал в Америку в 1980 году. Мы были все в аэропорту Кеннеди, Довлатов, Вайль, я[45]. Мы все приехали в Манхэттен на нашей машине. Аксенов с одним чемоданчиком[46] вышел из самолета, он знал, что вся жизнь была еще впереди. Залогом этой новой жизни был роман „Ожог“.
Еще заранее он прислал нам с Петей[47] рукопись романа, чтобы мы ее прочли и написали о книге до того, к выходу этой книги в свет. Мы читали роман „Ожог“ в рукописи, у меня до сих пор хранится кусок романа, который не вошел в окончательный вариант, до сих пор я держу на случай издания полного собрания сочинений Аксенова этот фрагмент, очень странный эпизод страниц на восемьдесят.
Надо сказать, что мы ждали Аксенова как человека, который должен возглавить нашу эмигрантскую литературу. Потому что, по нашим представлениям, королем поэзии был, конечно, Бродский, ну а кто был королем прозы? Солженицын на эту роль не годился, потому что он никогда не признавал эмигрантскую литературу, поэтому он был тузом. Но он был тузом, который находился в Вермонте, и, может быть, это даже был не туз, а джокер, потому что он не входил в колоду. Зато мы думали, что Бродский и Аксенов вместе возглавят русскую литературу в изгнании, и будет все замечательно. Знаете, как дети говорят: почему бы Толстому и Достоевскому не пришло в голову вместе сочинить что-нибудь?
Жизнь оказалась не так построена, как мы хотели. Аксенов рассчитывал на то, что Бродский порекомендует „Ожог“ своему издательству, чего Аксенов ждал естественным образом от Бродского как младшего товарища по перу, Аксенов-то был старшим.
Соломон