серьезный разговор.
– Значит, так, я хочу тебя попросить…
– О чем?
– Точнее, ты должен пообещать…
– Что пообещать?
– Что ты отсюда уедешь, когда получишь аттестат. Я уже не могу стронуться с места – возраст. А ты должен уехать в Москву.
Женька даже со стула вскочил:
– Да я… Сразу же! Как только школу закончу! Сразу же! Он так разволновался, что матери опять пришлось его усаживать.
– Вот и договорились… – говорила она, успокоенная. – Вот и договорились…
В эти дни часто вспоминался отец. Точнее, его образ – некто в штормовке и с шелковистой русой бородой. Совсем еще маленький Женька бесцеремонно дергает за бороду, но ее обладатель не раздражается, наоборот, смеется. Еще воспоминание: лодка на озере, на корме Женька, а перед ним тот же человек с бородой, умело работающий веслами. Лодка мощными рывками движется вперед, и вдруг – стоп! Человек говорит: «Сиди смирно!», сам же наклоняется так, что кончик бороды погружается в темную маслянистую воду. Он рвет кувшинки – одну, другую, пятую, после чего бросает их на дно лодки. Они выглядят как зеленые змеи с ярко-желтыми головами. Лодку разворачивают, и они возвращаются к берегу, где их ждет черноволосая женщина в красном сарафане – молодая Женькина мать…
Человек с бородой исчез из жизни в том возрасте, когда только начинаешь себя осознавать, поэтому Женька не поручился бы, что явленные памятью картинки – что-то всамделишное. Со временем он столько нафантазировал, что перестал отделять выдумку от реальности. Да и где она, реальность? Мать всегда говорила об отце скупо, мол, уехал в экспедицию, изучать фольклор. Далеко уехал, за Урал, где произошел несчастный случай: плот перевернулся на реке Белой. Он что, плавать не умел? – спросил однажды Женька, но мать промолчала. На единственной черно-белой фотографии была штормовка, борода, остальное пришлось досочинить.
Согласно Женькиной версии, отец долго и упорно пробирался по крутым отрогам Уральского хребта, чем-то напоминая мужественных и бесстрашных героев Джека Лондона. Стрелял диких коз и оленей, отбивался от медведей и браконьеров, ночевал у охотничьего костра. И тут – водная преграда, то есть бурная река, через которую ни одного моста. Пришлось делать плот, но на середине реки он налетел на камень. Бревна – в россыпь, а вода ледяная, тут даже умеющий плавать обречен.
Именно отец собрал их библиотеку. Мать как-то сказала: это его заслуга, он ведь часто ездил, а в республиках издается много хорошего. Женька понятия не имел, почему в республиках, но места изданий раритетных книжек говорили сами за себя: Алма-Ата, Минск, Вильнюс… Жаль было одного: что отец не мог его защитить (а защитник ой как требовался!).
С другой стороны, Лорке еще хуже. Его отец пребывал вроде как в братской могиле, о нем никто не судачил, ее же папаша был притчей во языцех. Женькина мать называла его постаревшим Дон Жуаном, дворовые старухи – кобелем, и отсвет сомнительной славы, естественно, падал на Лорку. Та старалась не реагировать, хотя на самом деле переживала…
Он