рвота, бледность кожных покровов, цианоз, озноб, расширение зрачков, нечеткость зрения, тремор, судороги, затруднение дыхания, кома.
Тошнота, рвота, тенезмы, боль в животе, понос. В тяжелых случаях кровавый стул, гематурия, острая сердечно-сосудистая недостаточность.
Саливация, тошнота, рвота, боль в животе, озноб, сонливость, тремор, тонические судороги, кома, угнетение дыхания.
Шум в ушах, тошнота, рвота, общая слабость, снижение температуры, одышка, сердцебиение.
Резкая слабость, головокружение, сухость во рту, тошнота. Возможно появление судорог, потеря сознания. Коматозное состояние.
Цианоз губ, ушей, лица, конечностей вследствие острой метгемоглобинемии.
Сонливость, мышечная слабость, снижение температуры тела. Кома.
Сухость во рту и глотке, расстройство речи и глотания, нарушение ближнего видения, диплопия, светобоязнь, сердцебиение, одышка, головная боль…
Она не заметила, как он бледной тенью встал рядом.
Подняла глаза, гортанно крикнула:
– Изыди!
И захлебнулась истерикой.
…
– Лера, ты не видела мой трубочный табак?
… – Никотин. Психотропное (возбуждающее), нейротоксическое (холинолитическое, судорожное) действие. Токсическая концентрация в крови – 5мл/л, смертельная доза – 10 – 22 мг/л. Быстро всасывается слизистыми оболочками, в организме быстро метаболизируется…
… – Дави… свою… машинку.
Холодный пот побежал со лба вниз. Потом потекла ниточка слюны. Ее вырвало. Тело начало биться в судорогах.
Макс рванул к ней, положил на колени ее голову. Заглянул в глаза. Увидел суженные в острые иголочки зрачки.
– Нет. Не-е-е-т!!! Постой, маленький! Что ты делаешь?
…Опомнился. Рванул за машинкой, давя дрожащими пальцами на кнопку. Она оставалась мертва.
Впрочем, как и Лера.
– УУУУУУУУУУУУУУУУ!!!!!!!!
Продолжая выть, он с хрустом сжал мерзкую машинку в руке, и со всей мочи швырнул об шкаф.
Вдребезги.
…И не заметил, как бледно-голубая жидкость начала ме-е-е-дленно вытекать из пластикового корпуса адской машинки.
Как раз в эту минуту откуда-то снизу начали отчаянно колотить по батарее рассерженные соседи.
* * *
…В гробу я её поцеловал. В лоб. И испытал шок. И это всё решило, внутренне, до содрогания. Здесь, в гробу, её не было – то, что я поцеловал, к человеческому телу не имело ни малейшего отношения: словно я поцеловал камень. Или холодную землю. Нет, наверное, в них жизни больше.
И я испытал то же самое чувство конечности (или кончености?), о котором столько раз читал и слушал, как о пережитках прошлого тысячелетия.
Слёзы. Наш век превратил в гнуснейший фарс даже самое святое – её величество смерть.
Смерть. Мы с Лерой о ней частенько говорили часами. Наряду с Шопенгауэром, по которому нужно сдавать доклад. Наряду с новой войной на Балканах. Наряду с пришельцами и вчерашними снами.
Ещё бы – возможность реинкарнации,